С такой ситуацией немцы еще не встречались, поэтому с точки зрения субъективного восприятия противника германское командование вряд ли могло разработать план, отвечающий неизвестным пока условиям обстановки. Соответственно, германское командование руководствовалось концептуальными представлениями о противнике, сложившимися в 1941 — 1942 годах, так что вся поступающая информация, даже принципиально новые сведения, противоречившие выработанным ранее оперативным шаблонам, оценивалась с точки зрения этих представлений. Вследствие этого принимаемые решения оказались неадекватны реальной ситуации, и операция была спланирована и подготовлена по оправдавшей себя в прошлом оперативной схеме, полностью укладывающейся в известное правило, что во время войны только самое простое имеет успех (фельдмаршал Пауль Гинденбург (Paul Gindenburg) толковал его в том смысле, что во время войны залогом успеха является простота замысла)831.

С другой стороны, советское командование, учитывавшее низкое боевое мастерство основной массы солдат и офицеров Красной армии, также ограничивалось несложными оперативными планами. Поэтому для Ставки и Генерального штаба неприемлемым являлось скрытно отвести основную часть войск перед началом наступления противника на рубеж обороны восточнее Курска, откуда было выгодно нанести контрудары по флангам вражеских группировок, двигающихся на Курск от Белгорода и Орла. Насколько известно, такой маневр не рассматривался даже на уровне замысла, несмотря на то что он гарантировал снижение потерь по сравнению с ведением упорной обороны на занятых рубежах. Соответственно, командование советского Воронежского фронта также не решилось использовать выгодную конфигурацию фронта и сосредоточить основные силы для концентрированных ударов не по направлениям наступления основных сил противника, а по флангам, под основание его вклинения в полосу обороны с целью глубокого окружения вражеской ударной группировки. Учитывая предыдущий опыт боевых действий на Восточном фронте, маршал Сталин считал, что германская армия еще не была настолько ослаблена, чтобы советские войска могли проводить операции на окружение.

Во-вторых, как и Фридрих II в битве под Кунерсдор-фом, высшие германские военачальники во главе с Гитлером стремились нанести противнику по возможности более крупное поражение, не довольствуясь частным оперативным успехом. Соответственно, одним из главных приоритетов при разработке операции стало воспрепятствовать тому, чтобы основные силы советских армий успели отойти из Курского выступа и в окружении осталось мало вражеских войск. Данному требованию полностью удовлетворял простой план глубокого окружения противника путем быстрого отсечения сразу всего Курского выступа двумя одновременными ударами с севера и юга.

В связи с этим следует отметить, что постановка нереальных оперативных и оперативно-тактических задач оставалась непреодолимым недостатком германского командования в течение всей войны. Как отмечает Николай Попель1, основные ошибки немецкого командования были связаны с его неспособностью здраво сопоставлять силы — свои и противника — и на основе этого трезво ставить боевые задачи.

Оперативные планы германского командования, которые в целом были целесообразны и соответствовали складывающейся обстановке, почти всегда имели один главный недостаток, препятствовавший их практической реализации и обусловленный как недооценкой, так и переоценкой противника или собственных возможностей, — это неверный расчет сил и средств, требуемых для осуществления замысла. Несмотря на неудачу под Курском и ряд других поражений, даже на последнем этапе войны немецкое Верховное командование оказалось не способно избирать цели операций, адекватные оперативной обстановке и привлекаемым к операции силам и средствам. Так, в ноябре—декабре 1945 года руководство Генерального штаба вооруженных сил вместе с Гитлером отвергли идею фельдмаршалов Рундштедта и Мо-деля ограничить наступление в Арденнах, отказавшись от глубокого прорыва к Антверпену в пользу так называемого «малого решения» — сходящимися ударами трех немецких армий окружить от 10 до 12 американских дивизий в районе Маастрихта и Ахена832.

В-третьих, в соответствии с основополагающими принципами функционирования германской армии командующие группами армий и подчиненные им ответственные военачальники пользовались большой оперативной самостоятельностью и выразили бы категорический протест против любых решений, ограничивающих их полномочия в сфере управления войсками. Игнорирование такого протеста могло привести к скрытому саботажу со стороны высшего командного состава. По воспоминаниям Манштейна833, который сам направил протест начальнику Генерального штаба сухопутных войск по поводу вмешательства в руководство боевыми действиями группы армий «Юг» в ходе операции «Цитадель» (по поводу запрета на использование 24-го танкового корпуса), Гитлер неоднократно заявлял, что даже он не может заставить германских фельдмаршалов полностью подчиняться приказам Верховного командования. В действительности командующие группами армий проявляли самостоятельность в силу самой должности, даже не будучи еще фельдмаршалами по званию. Так, в начале июля 1944 года командующий группой армий «Север» генерал Георг Линдеманн (Georg Lindemann) без приказа Гитлера оставил противнику город Полоцк, а в октябре того же года генерал Фердинанд Шер-нер (Ferdinand Schoerner), назначенный на место Линдеман-на, отступил из Риги, действуя вопреки прямому приказу своего Верховного главнокомандующего удерживать город834. Гитлер снял с должности Линдеманна, но не отдал его под суд военного трибунала, а Шернер вообще избежал каких-либо нареканий. Даже на уровне командующих армиями и корпусами генерал Вальтер Фриз (Walter Fries), назначенный в сентябре 1944 года командующим 46-м танковым корпусом, был уже в январе 1945 года отстранен от должности и по требованию Гитлера отдан под суд военного трибунала за самовольное отступление с занимаемых позиций, однако трибунал полностью оправдал Фриза. Такие случаи прямого и практически безнаказанного невыполнения приказов Верховного командования были немыслимы и невозможны в Красной армии. Конечно же есть и другие примеры — в частности, генерал Гельмут Кох (Hellmuth Koch), командовавший 454-й охранной дивизией и назначенный военным комендантом города Ковно (Каунас), по своей инициативе оставил этот населенный пункт противнику, за что был отдан под суд военного трибунала, приговорен к смертной казни, но помилован после неоднократных обращений командующего группой армий «Центр» генерала Георга Рейн-гардта и командующего 3-й танковой армией Эрхарда Рауса (в итоге Кох был разжалован и понижен в звании до майора, а в феврале 1945 года отправлен в 4-ю танковую армию на фронт на Одере, где был ранен в апреле 1945 года и умер в госпитале в городе Фюрстенвальде, уже занятом советскими войсками). Тем не менее, как верно отмечает А. Исаев835, Адольф Гитлер не мог поднять все брошенные ему перчатки неповиновения в связи с массовым характером саботажа его вполне разумных указаний со стороны высших гражданских и военных чиновников рейха (в отличие от СССР, где власть репрессивного аппарата распространялась на любое лицо в государстве при наличии соответствующего распоряжения Сталина, в Германии довольно широкий круг лиц оставался неприкосновенным вплоть до особых случаев. — 77. Б.). Единичные эксцессы, привлекавшие особое внимание Гитлера, вызывали жесткие санкции, но, как видно, в вермахте эти санкции ограничивались уровнем командиров дивизий и ниже, иногда — командующих корпусами. Только в 1945 году Гитлер издал приказ, ограничивающий оперативную самостоятельность фронтового командования, после того как командующий 4-й армией генерал Фридрих Госсбах (Friedrich HoBbach, участник Курской битвы) по своей инициативе оставил заранее подготовленную линию обороны Восточной Пруссии, опиравшуюся на крепость Летцен (но даже тогда Госсбах и командующий группой армий «Центр» генерал Георг Рейнгардт были просто сняты со своих постов и отправлены в отставку).