— Не надо ему ничего говорить о Рубене, иначе он будет чувствовать себя оскорбленным, — прошипела она, наклонившись к дочери. — А теперь иди в свою комнату. Оставайся там, пока он не уберется. И ради Бога, не выходи, пока твой дед не протрезвеет!

Дрожа всем телом, Гвинейра закрыла дверь за дочерью. Одна опасность была позади. Сегодня вечером Джеральд уже выпил, поэтому еще одной ссоры не предвиделось. А завтра ему, скорее всего, станет до смерти стыдно из-за своего нападения на Флёретту. Но что будет потом? Хватит ли угрызений совести Джеральда, чтобы держаться подальше от собственной внучки? И будет ли достаточно крепкой, на первый взгляд, двери, если он снова напьется и убедит себя в том, что следует «оседлать» девочку для будущего жениха?

Гвин поняла, что ей необходимо побыстрее отослать дочь из дому.

Но реализовать это решение пока что не представлялось возможным. Гвинейра не могла ни придумать повод для того, чтобы отослать дочь из дому, ни найти подходящую семью, которая приняла бы Флёретту. Гвин подумала о семье с детьми — в Крайстчерче по-прежнему не хватало нянек и гувернанток, а такую красивую и образованную девушку, как Флёр, были бы рады видеть в любом доме. На практике же в расчет можно было взять лишь две семьи — Баррингтонов и Гринвудов. Но Антония Баррингтон, довольно невзрачная молодая женщина, сразу же отклонила все попытки Гвинейры пристроить дочь в их доме. Гвин не могла обижаться. Уже первые взгляды юного лорда Баррингтона на прекрасную Флёретту убедили ее в том, что в этом доме ее дочь попала бы из огня да в полымя.

Что касается Элизабет Гринвуд, то она с радостью приняла бы у себя Флёр. Благосклонность Джорджа Гринвуда к Флёретте и его верность своей жене не вызывали никаких сомнений. Для Флёр он был почитаемым «дядюшкой», кроме того, в его доме она смогла бы больше узнать о бухгалтерском учете и управлении предприятием. Но, к сожалению, как раз сейчас семья Гринвудов собиралась отправиться в Англию. Родители Джорджа хотели наконец-то познакомиться со своими внуками, и Элизабет едва сдерживалась от волнения.

— Я надеюсь лишь, что его мать меня не узнает, — поделилась она своими опасениями с Гвинейрой. — Она ведь думает, что я приехала из Швеции. Если же она поймет, что...

Гвинейра улыбнулась и покачала головой. В прекрасной, очень ухоженной молодой женщине, чьи безупречные манеры сделали ее опорой крайстчерчского общества, невозможно было узнать ту робкую, исхудавшую сиротку, которая покинула Лондон почти двадцать лет тому назад.

— Она полюбит тебя, — заверила она младшую подругу. — А теперь перестань выдумывать небылицы и позаботься о шведском акценте. Ты скажешь, что выросла в Крайстчерче, и это соответствует действительности. Поэтому ты и разговариваешь по-английски!

— Но вы же слышите, что я говорю на кокни, — обеспокоенно продолжала Элизабет.

Гвин засмеялась.

— Элизабет, по сравнению с тобой мы все разговариваем на ужасном английском — конечно же, кроме Хелен, с ней уж никто не сравнится. Так что перестань волноваться!

Элизабет неуверенно кивнула.

— Ну да, к тому же Джордж заверил, что мне не придется говорить слишком много. Его мать предпочитает быть единственной, кто ведет разговор за столом...

Гвинейра снова засмеялась. Встречи с Элизабет всегда действовали на нее освежающе. Девушка была намного умнее, чем добрая, но довольно скучная Дороти из Холдона и миловидная Розмари, которая тем временем успела обручиться с подмастерьем пекаря своего приемного отца. Гвин вдруг снова задалась вопросом, что же случилось с тремя другими девочками, с которыми она когда-то познакомилась на «Дублине»? Хелен недавно получила новости из Вестпорта. Некая миссис Иоланда раздраженно сообщила, что Дафна вместе с близняшками — а также прибылью за целую неделю — бесследно исчезла. Дама имела наглость потребовать денег у Хелен. Хозяйка фермы О’Кифов попросту не ответила на письмо.

Наконец Гвин сердечно попрощалась с Элизабет — и, разумеется, дала ей список необходимых товаров, который каждая женщина вручала своей подруге, собиравшейся поехать на родину. Конечно же, практически все можно было заказать через фирму Джорджа в Лондоне, но некоторые тайные покупки женщины неохотно доверяли поставщикам. Элизабет пообещала опустошить лондонские магазины в поисках необходимых товаров, и Гвинейра отправилась домой, достигнув взаимного согласия с подругой, — правда, не по поводу пребывания Флёретты в их семье.

Как бы там ни было, обстановка в Киворд-Стейшн в последующие месяцы слегка улучшилась. После нападения на Флёр Джеральд явно стал действовать более сдержанно. Он старался не попадаться внучке на глаза, а Гвинейра, в свою очередь, следила за тем, чтобы Флёретта вела себя так же. Что же касалось Пола, то старик теперь еще больше старался вовлечь его в работу на ферме. Дед с внуком рано утром отправлялись куда-нибудь в горы и появлялись дома лишь поздно вечером. В завершение дня Джеральд по-прежнему выпивал бокал вечернего виски, но больше не позволял себе доходить до той стадии опьянения, которая возникала раньше во время круглосуточных попоек. Пол начал вести себя по отношению к окружающим так же, как дед, что вызывало беспокойство у Кири и Марамы. Однажды Гвинейра невольно услышала разговор между ним и маорийской девушкой, который ее не на шутку расстроил.

— Вираму — неплохой парень, Пол! Он прилежный, хороший охотник и отличный пастух. Несправедливо его увольнять!

Марама чистила серебро в саду. В отличие от своей матери она делала это с удовольствием, поскольку ей нравился блестящий металл. Иногда она при этом пела, но Джеральд не любил слушать пение девушки, так как не переносил музыку маори. Гвин относилась к пению туземцев почти так же, но по большей части лишь потому, что никак не могла забыть бой барабанов в ту злополучную ночь. Баллады же Марамы, исполняемые сладким голосом, женщине нравились, как и Полу, который, к удивлению Гвин, пристрастился слушать свою молочную сестру. Сегодня же ему хотелось похвастаться перед подругой и рассказать ей о вчерашней поездке в горы с Джеральдом. Они осматривали луга по дороге в горы, когда им повстречался Мираму, юноша маори. Он нес необычайно удачный улов рыбы моему племени, которое проживало на территории Киворд-Стейшн. Вираму был одним из дозорных, которых Джеральд недавно нанял, чтобы покончить с деятельностью Джеймса

МакКензи. Поэтому юноша должен был находиться в горах, а не у своей матери в деревне. Джеральда снова охватила ярость, и он побил Вираму, а затем позволил Полу решать, каким будет наказание. Тот заявил, что следует немедленно уволить юношу.

— Дедушка платит ему не за рыбалку! — важно произнес Пол. — Вираму должен знать свое место!

Марама покачала головой.

— Мне кажется, дозорные все равно должны передвигаться с места на место. Так что неважно, где именно Вираму находился в тот момент. К тому же все мужчины рыбачат. Им приходится ловить рыбу и охотиться. Иначе где им взять провиант?

— Нет, не все равно! — настаивал на своем Пол. — МакКензи крадет овец не здесь, возле дома, а в горах. Там дозорные и должны следить за овцами. И для собственного пропитания им разрешается ловить рыбу и охотиться. Но не для всей же деревни! — Парнишка был крепко убежден в своей правоте.