А попутно и в самом деле приходили земные успехи! В 1331 г. умерли князь Федор Ростовский и великий князь Александр Суздальский. Русские правители, как обычно, собрались в Орде. В выигрыше оказался Калита. Он сумел добиться, чтобы Узбек уступил выморочную половину Ростовского княжества его зятю Константину. Получилось, что княжество объединилось, но сам Константин остался «подручным» Москвы. Хан наконец-то оценил и усилия Калиты по налаживанию сбора дани, передал ему все великое княжение с городом Владимиром.

В общем-то ситуация с двумя великими князьями продолжалась всего три года. Но она подорвала значение самого титула. Оказалось, что великих князей может быть несколько, и можно носить титул великого князя независимо от того, обладаешь ли ты стольным Владимиром. Постепенно разные русские властители взялись примеривать добавку «великих» к себе. Она стала означать только то, что, что над тобой нет другого великого князя. Если ты подчиняешься напрямую хану, если ты сам, а не через Москву, ведешь дела с Ордой и возишь туда дань, вот ты и «великий». Начали появляться тверские, рязанские, смоленские, нижегородские великие князья, даже великие князья крохотного Новосиля. Но Иван Калита четко отделил себя от прочих «великих». Он стал первым государем, который осмелился ввести в свой титул два ключевых слова — «великий князь Всея Руси».

«Великая тишина» все время оставалась хрупкой и обманчивой. Разрозненная и недружная Русь была зажата между двумя хищниками. Один был сытым и обожравшимся — Орда. Второй, Литва, жадно насыщался, глотая целые княжества. В конце 1320-х гг. татары исподволь принялись вытеснять литовцев и поляков с Правобережья Днепра, в города снова приезжали баскаки с ханскими отрядами. Гедимин до поры до времени терпел, и положение запутывалось, возникали области с двойным, тройным подданством — литовско-ордынским, польско-ордынским, польско-литовско-ордынским. Назревала большая война. Кто бы ни победил, для Руси она грозила гибелью. С одной стороны ее бы жгли и резали литовцы, с другой вытаптывали и опустошали «покровители», татарские тумены.

Иван Калита это понимал. Но некоторые князья слепо тянулись к Литве, видели в ней освободительницу от Орды. Александр Тверской, бежавший к Гедимину, признал себя его вассалом, а через полтора года вернулся в Псков, и город принял его на княжение, да еще и «из литовской руки». Теперь сам Псков втягивался в зависимость от Литвы. Узбек об Александре больше не напоминал. Ведь мятежный князь находился под защитой Гедимина, а войну с ним хан старался предотвратить или отсрочить.

Зато сам Александр громко напоминал о себе. Гедимин, хоть и оставался язычником, активно полез в церковную политику. Он обратился к патриарху, настаивал, чтобы в Литве учредили отдельную православную митрополию. Не без оснований полагал, что это облегчит ему покорение русских земель. Патриарх, естественно, возражал. Два митрополита оказались бы противниками — одному придется выполнять волю Узбека, другому Гедимина. А митрополит Феогност вел с литовцами трудные переговоры, силясь не допустить раскола церкви. Лавировал так и эдак, старался не раздражать оппонентов, «забыл» даже о том, что подопечный Гедимина Александр до сих пор находится под церковным отлучением.

Но отлученный князь с подачи литовского государя явно тащил Псков к отделению от Руси. Он тоже ударился в церковные интриги. Потребовал, чтобы в Пскове была учреждена отдельная епархия, не подчиняющаяся Новгороду. Архиепископом Новгородским в это время избрали Василия Калику. Он был не только духовным пастырем, но и незаурядным светским правителем — энергичным, хитроватым, расчетливым. Уступать власть над Псковом он, конечно, не пожелал. Митрополит вызвал к себе на Волынь новгородскую и псковскую делегации и поддержал Василия, рукоположил его в сан, а псковичам отказал.

Однако Калика был далеко не прост, он и стоявшая за ним группировка «золотых поясов» вели собственную закулисную игру. Возвращаясь с Волыни, архиепископ с боярами сделали крюк, поехали через Вильно. Встретились там с Гедимином, и была разыграна инсценировка. Литовский властитель якобы бросил их в темницу, а выпустил в обмен на обещание — дать его сыну Нариманту Ладогу, Орешек, Копорье и Карельскую землю. И не просто под управление, а «в отчину и дедину», в полное наследственное владение! Клятва, данная под угрозой, ничего не стоила, от нее легко было отречься. Фиктивное заточение понадобилось лишь для того, чтобы избежать обвинений в измене. На самом же деле Новгород вступил в тайный альянс с Литвой. Как и Псков, начал прощупывать почву к отделению.

Но и Орда преподносила новые сюрпризы. Когда Калите удалось наладить сбор дани с Северной Руси, хану этого показалось мало. В 1331 г. Узбек созвал князей и объявил: он увеличивает размер дани. Пояснил, что последняя перепись была в 1259 г. территория страны увеличилась, прибавилось население, поэтому и платить надо больше. Князья были ошарашены. Русь только-только начала приходить в себя после Федорчюковой рати, и на тебе! Посовещавшись, князья решили переложить разницу на Новгород. У него имелись лишние средства, он действительно освоил новые земли по Вычегде, Печоре, в верховьях Камы.

По старому договору новгородцы раз в 8 лет платили «черный бор» в Орду. Деньги собирались с Торжка, город на этот год освобождался от обычных податей в пользу Новгорода. Срок «черного бора» наступал как раз в 1332 г., но сейчас Калита потребовал дополнительно «закамское серебро». «Золотый пояса» об увеличении платежей даже слушать не хотели. Сослались на «крестные целования» с прежними великими князьями и с самим Калитой, где был утвержден размер дани. А запросы Узбека новгородцев как бы и не касались. Отмахивались, что это ваше дело. Иван Данилович расценил подобную позицию как измену общерусским интересам. Летом он приказал московским воеводам занять Торжок и Бежецкий верх.

Но прежние методы не сработали, теперь новгородцы чувствовали за собой силу, рассчитывали на Гедимина. Деньги-то у них в казне были, и немалые, однако архиепископ пустил их на иные цели. Принялся строить вокруг города мощную каменную стену с башнями, укреплял каменными стенами монастыри на подступах к Новгороду. В общем, всерьез готовился воевать. Что ж, тогда и Калита предпринял более решительные действия. Зимой 1332 /1333 гг. он отозвал из Новгорода наместников и повелел всем князьям выступать в поход. Впрочем, Иван Данилович и на этот раз не желал доводить до сражений. Он опять медлил, собравшееся войско дошло до Торжка и остановилось на два месяца.

Такая тактика оказалась действенной. Новгородцы занервничали, к Ивану Даниловичу поехали их посольства, прибыл и сам Василий Калика. Предложил единоразовую выплату в 500 руб., а за это мир и подтверждение прошлых договоров. Великий князь оставался непреклонным, настаивал на увеличении дани за счет «закамского серебра». Но тогда и архиепископ пошел на откровенные демонстрации. Сразу с переговоров он отправился в Псков, его торжественно встретили, шумели о дружбе и братстве. В ходе визита Калика окрестил сына «литовского подручного» Александра Тверского. Одновременно новгородцы связались с Гедимином, как бы по старому обещанию к ним пожаловал князь Наримант с отрядами. Принял крещение с именем Глеба, целовал крест на верность Новгороду, а горожане принесли ему присягу, отдали оговоренные крепости. Русским князьям запрещали иметь собственность в своей земле, а литовцу запросто отвалили три города и Карелию!