Вероятнее всего, именно между сентябрем и декабрем 1920 года происходит встреча Я. М. Юровского с «красным профессором» М. Н. Покровским.

Однако прежде чем перейти к анализу текста «записки Юровского», следует всё же оговориться, что, собирая материалы по истории партии, М. Н. Покровский вполне мог к этому времени иметь какую-то информацию об убийстве Царской Семьи, полученную по своим каналам. (Имеется в виду информация из зарубежных источников.) Не следует также забывать, что лондонское издание книги Р. А. Вильтона приходится на вторую половину 1920 года, а П. Жильяр впервые опубликовал свои воспоминания в журнале «Illustration» 18 декабря 1920 года.

Упускать возможность поговорить с живым цареубийцей М. Н. Покровский, как историк и публицист, конечно же, не мог. И их встреча состоялась…

С большой долей вероятности можно считать, что рассказ Я. М. Юровского об убийстве Царской Семьи протекал в форме беседы, во время которой М. Н. Покровский задавал наводящие вопросы. Вполне возможно, что эта беседа происходила в присутствии стенографистки (не исключена также возможность, что М. Н. Покровский конспектировал рассказ Я. М. Юровского лично.)

Надо так же иметь в виду, что осенью 1920 года Р.С.Ф.С.Р. находилась в состоянии Гражданской войны, а посему открытие какой-либо информации о личности Я. М. Юровского было совершенно нежелательно. (Как М. Н. Покровский, так и Я. М. Юровский, вполне могли учитывать это обстоятельство).

Этим, на взгляд автора, и характеризуется особенность написания рассматриваемой записки: сокращение фамилий и имён членов Царской Семьи, а также непосредственно сам рассказ, изложенный от 3-го лица.

Рассказывая о событиях, происходивших более двух лет назад, Я. М. Юровский (не зная материалов Предварительного Следствия и не будучи знаком с упомянутыми ранее публикациями) мог ошибиться вполне естественным образом: перепутать фамилию Старшего повара И. М. Харитонова (назвав его «Тихомировым»), забыть фамилию Камер-Юнгферы А. С. Демидовой, спутать время и т. д.

Многим современным исследователям «Романовской темы» очень трудно понять, почему Я. М. Юровский так много «напутал» в своей «записке»? Нет ли здесь какой-нибудь новой, ещё большей каверзы большевиков, оставивших эту «записку» в качестве «головоломки» для будущих поколений? (Очень часто рассуждения на эту тему можно услышать по аналогии с так называемыми «письмами Офицера»[385].)

Для тех, кто до сих пор придерживается подобных рассуждений, скажу следующее. Я абсолютно не разделяю данную позицию, потому как для понимания сути вопроса надо хоть немного представлять себе психологию «пламенных революционеров» того времени, для которых расстрел Царской Семьи был ничем иным, как «естественным эпизодом их революционной биографии». Ибо никто из участвующих в расстреле наверняка не думал в 1918 году, что годы спустя им придётся, и не единожды, вспоминать о тех далеких событиях.

Скорее всего, этой же точки зрения придерживался и Я. М. Юровский, которому за калейдоскопом последующих в его жизни революционных событий было просто невозможно помнить до мельчайших подробностей ту самую ночь с 16 на 17 июля 1918 года. И если некоторые факты не отложились в памяти бывшего коменданта, то уж по поводу их изложения на бумаге хочется сказать особо.

Автор глубоко убеждён, что написать текст этой записки (даже в таком виде, в каком он есть) было выше человеческих сил Я. М. Юровского. Имея незаконченное низшее образование, Я. М. Юровский с трудом умел расписываться, не говоря уже о том, что заполнение какой-либо анкеты требовало от него немало сил. Именно поэтому все известные автору личные дела члена партии большевиков и Персонального пенсионера Я. М. Юровского хранят в себе листки его автобиографий, написанные не от руки, а выполненные (в обход существующим правилам) исключительно в виде машинописных копий.

В пользу того, что текст этой «записки» писал не Я. М. Юровский, говорит ещё и то, что указанное в ней количество расстрелянных людей не соответствует истине (возможно, подсчитав предварительно общее количество содержащихся в ДОН людей, М. Г. Покровский забыл исключить из их числа Поварского ученика Леонида Седнева, уведённого комендантом накануне убийства). То же самое можно сказать о неправильно записанной фамилии Лакея А. Е. Труппа – в «записке» она значится как «Труп».

Исходя из сказанного, автор позволит себе вынести на суд читателя дальнейшую цепь своих рассуждений.

Имея в своём распоряжении стенографические записи (скорее всего, уже в расшифрованном и перепечатанном виде), М. Н. Покровский просто не может не сделать их литературной правки. Проделав таковую (сохранив, по возможности, все особенности рассказа Я. М. Юровского), он вновь отдаёт их в перепечатку. Передавая выправленный текст машинисткам, М. Н. Покровский отдаёт им распоряжение изготовить три его копии (возможно, что больше «не брала» пишущая машинка, а, возможно, что просто в большем количестве копий не было необходимости), две из которых он планирует передать в Секретариат ВЦИК (а, возможно, что и лично М. И. Калинину, с 30 марта 1919 года сменившему Я. М. Свердлова на посту Председателя ВЦИК), а одну – Я. М. Юровскому «на память» (скорее всего, по его личной просьбе).

По всей видимости, именно при этой перепечатке в тексте «записки Я. М. Юровского» происходит подмена слова «телефонограмма» на «телеграмма».

(Из Биохроники В. И. Ленина известно, что 7 июля 1918 года кремлёвский вождь отдал распоряжение в Екатеринбург – предоставить возможность Председателю Президиума Исполкома Уральского Облсовдепа А. Г. Белобородову связаться с Москвой по прямому проводу. Но оговорённая связь, что называется, не заладилась. Поэтому все телеграммы, посылаемые Президиумом Исполкома Уральского Облсовета в Москву, шли, что называется, кружным путём: не напрямую – в Москву, а с обратной проверкой через Петроград, откуда через Секретариат Петроградской Трудовой Коммуны за подписью его председателя Г. Е. Зиновьева передавались по месту их назначения.)

Получив три отпечатанных экземпляра, М. Н. Покровский приглашает Я. М. Юровского и знакомит его с текстом его собственного рассказа. Ознакомившись с этим текстом, Я. М. Юровский делает необходимые уточнения, которые вписывает на полях одной из машинописных копий.

После того как Я. М. Юровский вносит свои поправки в упомянутый текст, М. Н. Покровский просит его указать более точно место захоронения Царской Семьи, координаты которого и записывает своей рукой на этой же самой копии. (Идентичность почерков Я. М. Юровского – в первом случае, и М. Н. Покровского – во втором полностью подтвердила почерковедческая экспертиза, проведённая Генеральной Прокуратурой РФ по постановлению прокурора-криминалиста В. Н. Соловьёва.)