Затем, после того как Самора Машел погиб при крушении собственного самолета — антикварного «Туполева», который по старости был списан с воздушных линий СССР и великодушно передан Машелу его русскими союзниками, — правительственные платформы снова поменялись в обратную сторону. Оборудование «Туполева» было изношено до предела, а в ночь накануне полета русские пилоты так набрались, что даже не нанесли на карту маршрут полета. Они почти на двести километров отклонились от курса и разбились на границе с Южной Африкой. На самом деле они врезались в землю на Мозамбикской территории, но каким-то немыслимым образом подпрыгнули и окончательно приземлились уже на территории Южной Африки.

Несмотря на совершенно очевидные записи «черного ящика» «Туполева» о том, как русские пилоты неоднократно требовали у стюардессы еще водки, а также о том, что они предполагали сделать с девушкой, когда приземлятся, если она не выполнит их требование (беседа была оживленная, изобилующая анатомическими подробностями), и русские, и руководство ФРЕЛИМО обвинили в гибели Машела Южную Африку. Вместе с Машелом на отдаленном южноафриканском холме погибло и соглашение, подписанное в Нкомати, и «Пумы» возобновили свои полеты через границу, доставляя припасы для диверсантов РЕНАМО.

Затем из диких районов Мозамбика мало-помалу начали просачиваться очень интересные новости. Сначала из африканского буша появилась группа преданных своему делу миссионеров, которые описали вопиющие опустошения, нищету, голод и зверства, вызванные разнузданными действиями диверсантов РЕНАМО в стране, по территории равной Франции. Потом несколько пронырливых журналистов умудрились проникнуть в зону боевых действий, но только двое из них сумели выжить и дать подробный отчет о том аде, который здесь творится. В некоторых из их сообщений говорилось о том, что по приблизительным подсчетам среди мирного населения от голода, болезней и геноцида погибло более полумиллиона человек.

Десятки тысяч беженцев хлынули потоком через южноафриканскую границу. Перепуганные, истощенные, обессилевшие от болезней, они рассказывали совершенно жуткие истории. Южноафриканское правительство, к своему ужасу, поняло, что в лице РЕНАМО оно собственными руками вскормило настоящее чудовище.

В то же самое время более умеренный Чиссано, который сменил Самору Машела на посту президента Мозамбика и председателя ФРЕЛИМО, начал делать шаги в обратном направлении. Два президента встретились, и соглашение, которое было когда-то подписано в Нкомати, поспешно восстановили, но на этот раз с честными намерениями. И на следующий же день всякая помощь РЕНАМО прекратилась.

Это произошло всего лишь несколько месяцев назад. Генерал Чайна и другие командиры РЕНАМО были злы и доведены до отчаяния: их запасы продовольствия и оружия таяли на глазах, а новых поставок не предвиделось. Вскоре они будут вынуждены выживать только за счет грабежа и трофеев, добывая пищу и прочие необходимые вещи в стране, опустошенной двенадцатилетней войной. Вполне естественно, что теперь они обратили свой гнев на мирное население и на любого иностранца, который пробирался в страну и попадал в плен. Весь мир был против них, а они против всего мира.

Сидя в высоком кресле вертолета, генерал Чайна вспоминал все это. Ему казалось, что отсюда он видит повсеместный хаос и неразбериху. Вся страна была подобна созревшему нарыву, а в подобных случаях очень часто верх берет хитрость и жестокость.

Из всех полевых командиров генерал Чайна показал себя за эти годы наиболее способным. С каждым очередным успехом и победой его позиции укреплялись. Среди трех группировок РЕНАМО его армия была самой сильной. Номинально всем движением сопротивления руководил центральный комитет, но, как ни парадоксально, после каждой неудачи движения росли престиж и влияние именно генерала Чайны. Все больше и больше центральный комитет вынужден был считаться с его желаниями. Та скорость, с какой они выполнили его запрос о пилоте и авиационных специалистах, доказывала это, как ничто другое. Конечно, уничтожение русской эскадрильи и захват вертолета невероятно подняли его престиж и значение, в то время как обладание таким замечательным средством передвижения, на котором он теперь парит над дикими районами, сделало его положение просто уникальным по силе.

Генерал Чайна улыбнулся этой мысли и проговорил в микрофон своего летного шлема:

— Пилот, вы уже видите деревню?

— Пока нет, генерал. По моим предположениям до нее еще несколько минут полетного времени.

Португальскому пилоту недавно перевалило за тридцать. Еще слишком молод, чтобы успеть пройти огонь, воду и медные трубы, но достаточно зрел, чтобы набраться опыта и осторожности. Это был симпатичный мужчина с оливковой кожей, висячими усами и черными блестящими глазами хищной птицы. Поначалу он управлял машиной крайне аккуратно и осторожно, но с каждым часом полета, по мере того как он открывал для себя все новые и новые качества воздушной машины, его мастерство росло.

Два португальских техника взяли на себя командование русскими и следили за каждым их движением. Одним из преимуществ вертолета являлось то, что его можно было обслуживать в любых условиях и для этого не требовалось специального оборудования. Старший техник заверил генерала Чайну, что захваченных им в лагере запасных частей и инструментов вполне хватит, чтобы поддерживать вертолет в рабочем состоянии сколь угодно долго. В малом количестве им достались только ракеты и реактивные снаряды, но это компенсировалось почти миллионным запасом снарядов для 12,7-миллиметровой пушки, который они тоже захватили в лагере.

Потребовалось сто пятьдесят носильщиков, чтобы унести оборудование, а еще пятьсот носильщиков несли по двадцатипятилитровой канистре с авиационным бензином каждый. В качестве носильщиков РЕНАМО обычно использовало женщин, которых с детства тренировали переносить тяжести на голове. Захваченного количества авиационного бензина должно было хватить на двести часов полетов, а к тому времени, когда он закончится, был вполне реальный шанс захватить цистерну с горючим у ФРЕЛИМО, или на железнодорожной ветке, или на прибрежных дорогах, которые все еще были открыты для движения.

Но на данный момент генерала Чайну занимало больше рандеву, которое он назначил по радио генералу Типпу Типу, командующему южными силами РЕНАМО.

— Генерал, вижу деревню, — послышался в наушниках голос пилота.

— Очень хорошо, я тоже ее вижу, — ответил Чайна. — Поворачивайте к ней.

Когда вертолет приблизился, Шон перелез на другой сук и вытянулся вдоль него в тени густо покрытой листьями ветки. Хотя он и знал, что поворачивать лицо в сторону летящего вертолета опасно, он понадеялся на свой загар и бороду, которая не даст солнечным лучам отражаться от лица, и посмотрел на летящий вертолет

Он понимал, что их жизнь зависит от того, сумеют они укрыться от этого монстра или нет, и, глядя на вертолет, он прикидывал примерные границы поля обзора у пилота и у стрелка. Знание мертвых точек стрелка и его оружия могло стать для Шона вопросом жизни и смерти.

Он заметил, как пушки, находящиеся под кабиной воздушного корабля, резко повернулись вправо-влево и обратно, как будто стрелок специально для него продемонстрировал их возможности. Шон не знал, что это генерал Чайна, упиваясь свалившейся на него силой, играет с пультом управления, но эти движения хорошо продемонстрировали зону охвата пушек. Стволы от замка до замка могли поворачиваться только на тридцать градусов, во всех остальных случаях для поражения цели пилот должен был повернуть машину вокруг собственной оси.