Елена сократила до предела все эликсиры и растворы, оставила только цветочный мед и еще пару совсем безобидных травок. Лекарка боялась, что теперь, на краю вынашивания, любой раздражитель может спровоцировать какой-нибудь нежелательный процесс. Поэтому чистая кипяченая вода, здоровая пища, приготовленная на парУ и так далее. Сейчас баронесса находилась где-то на одиннадцатом или двенадцатом месяце из четырнадцати положенных, поэтому каждый новый день беременности лекарка воспринимала как подарок судьбы, еще один шажок к успешному разрешению.

Дессоль выпила слабый раствор меда с парой листиков мяты.

- Ну, все-таки, - надула она губы. – Что такого ты нашла в той книге? Читаешь ее каждое утро! И вечерами тоже… Вместо того, чтобы рассказывать мне замечательные истории!

Елена мягко улыбнулась и сказала:

- Я каждый день молюсь за твое здоровье и благополучное разрешение от бремени. Эта книга полна душеспасительных вещаний и полезных молитв. Они наполняют мою душу любовью к богу.

С языка рвалось «и это повышает качество молитв», но Елена удержалась от неуместной шутки, закончив постно, с видом предельного благочестия:

- Мои молитвы становятся еще более пылкими, искренними. Все ради тебя, милая госпожа Дессоль.

При этом лекарка набожно взялась за золотое кольцо, подарок Дессоль.

Баронесса всхлипнула, впечатленная до глубины души такой самоотверженностью, верностью и любовью. Спустя несколько мгновений она уже рыдала на груди рыжеволосой подруги, шепча благодарность и лекарке, и Единому в аспекте Параклета-Утешителя. Елена, в свою очередь, искренне обняла молодую женщину, обещая, что все будет хорошо.

Надо сказать, что в душе лекарка содрогалась от отвращения, предчувствуя близкое испытание. То, которое лекарка слишком долго откладывала под разными предлогами.

Обратить Деяние задуманное в истинное, умножая крепость свою, подумала она. Обратить, не откладывая. Сегодня же. Потому что завтра может быть поздно.

* * *

Как и положено приличному дому, городская резиденция баронов имела подвал с ледником для хранения мяса и других скоропортящихся продуктов. Туда Елена отправилась после кормления Дессоль, чтения сказок, составления меню для обеда и так далее. Рассказчица едва добралась до штурма Хельмовой Пади и рассчитывала, что всей трилогии точно хватит до родов. А если нет, то в резерве остается «Хоббит». Только батальные сцены придется сильно менять. Елена пока не видела своими глазами ни одного сражения (и надеялась, что это счастье благополучно ее минует), но даже по сторонним описаниям было видно, что Джексон наснимал хрень, которую без адаптации не впарить женщине из военного сословия.

В разделочной было умеренно прохладно, пахло кровью, железом и свежим сеном. Елена зябко накинула шерстяной плащ – после ранения она стала часто мерзнуть даже в теплые летние дни. Примерно так же утеплились повитуха и Витора. Анорексичка выглядела недовольной – то есть недовольной пуще обычного. Губы ее растянулись еще шире, так, что зубы выставились вперед как у покойника или нечистой силы.

- Ну и че? – недовольно спросила тетка, встряхивая торбу, которая была засалена до такого состояния, что с нее даже взгляд соскальзывал. Внутри сумки брякало и звенело.

- Не борзей, - предупредила Елена, ставя на свеженасыпанное сено «вьетнамский сундучок».

- Ну, ладно, - прикрутила фитиль анорексичка. – Делать то чего?

Ее взгляд бегал в треугольнике между Хель, Виторой, тихонько застывшей в углу, а также большой колодой из дуба. На колоде мирно покоилась свежезаколотая свинья с обширным брюхом.

Елена вздохнула, морщась и думая, как же ей всего этого не хочется. Тетка приняла недовольство на свой счет, решила, что обещанное золото уплывает, и быстро забормотала оправдания.

- Хорош, - Елена остановила поток слов поднятой ладонью. – Мы здесь по делу.

- Да хрен ли вас знает, - буркнула повитуха, косясь на тушу. – Вдруг страсти какие задумали.

- Смотри… - Елена потерла мерзнувшие ладони. Глянула на тихую, незаметную Витору и невпопад представила, как миленькая робкая девочка твердой рукой закалывает животину, а затем спускает кровь, подвесив на крюке.

- Смотри. Вот это, - Елена показала на свинью. – Роженица.

- Ы!!! – икнула повитуха и опустилась на колени, зажимая кулаком рот.

- Твою мать, - уже не сдержалась Елена. – Да не колдовство это! Свинья как будто роженица!

- А-а-а… - боязливо протянута тетка. – Ну, ежели только так…

Елена поняла - тут бесполезно рассказывать, что свинья из млекопитающих едва ли самое близкое к человеку по строению, настолько, что даже почки для пересадки можно какое-то время сохранять, «подключая» к свинской кровеносной системе.

- Представим, что свинья это роженица, - повторила она, стараясь быть терпеливой и сдержанной. В подвальном холодке левая нога ответила почти полным онемением, поэтому терпеливость давалась большим усилием.

- И ребенок не идет? – сметливо подхватила анорексичка, разводя глаза словно рак, один смотрит на Хель, другой на свинью.

- Да, - облегченно выдохнула Елена. – Так что доставай. Как делала бы в жизни. Все, с самого начала.

- Сделаем в наилучшем образе, - сразу поняла суть вопроса повитуха. - Чур мне свинячья нога! За труды.

- Хорошо.

- И соль! Соли, чтоб засолить.

- Обойдешься, - отрезала Елена. - Соль нынче дорогая.

Тетка похмыкала, побурчала, однако вроде бы поняла, что здесь требуется. Для начала она упала на колени и громко помолилась Параклету, все так же косясь на заказчицу, дескать, все по-правильному, никакой темной волшбы и так далее. Елена промолчала.

- Сразу резать иль совсем все-все? – деловито уточнила повитуха.

- Все-все, - озадаченно подтвердила Елена, не понимая, что тут еще можно сделать предварительно.

- Тогда пугать надо, - с той же ненормальной деловитостью сказала тетка.

- Пугать?.. – не поняла заказчица. Про выманивание младенца «на сладкое» она уже знала, но тут явно подразумевалось что-то новое. Повитуха объяснила, и женщина с Земли охренела в очередной раз.

Считалось, коль ребенок не идет, то причина в «неправильном» сжатии материнской утробы, а чтобы она «пересжалась», мать следует напугать, вызвав сокращение матки и прочих родовых мышц. Для этого сразу несколько старух (те, что пострашнее) начинали греметь посудой, кричать на несчастную и оказывать прочие меры психологического воздействия, включая подробные описания того, как она помрет в луже крови со страшными конвульсиями. Если не помогало, следующим номером программы шло вызывание рвоты, причем согласно традиции в глотку жертвы (назвать как-то иначе несчастную роженицу язык не поворачивался) совали пальцы самой страшной повитухи или собственную косу. Если и это не помогало, тогда в ход шел нож.

Господи, помилуй, оторопело подумала Елена, забыв назначенный ей