Ватиканом, против которых как таковых я никогда не высказывался. Сообщите Ваши соображения по этому поводу.

Пятое: вы сообщаете, что все мои указания относительно фондешэн[1321] в Брюгге исполнены. Имейте в виду, что единственное мое указание было о стеклах для картин, но и это относилось не к фондешэн, а гораздо раньше ее, к выставке. Потому я совершенно теряюсь, какие именно мои указания о фондешэн Вы имеете в виду. Вы знаете, что идея фондешэн в Брюгге никогда не входила в мои планы, и Вы совершенно справедливо назвали ее приятным сюрпризом Тюльпинка. Я настолько не знаю местных брюжских и вообще бельгийских настроений и устремлений, что высказываться о чем-то, что принадлежит самостоятельной мысли других, я совершенно не нахожу возможным, чтобы так или иначе, хотя бы в малейшей степени, не утрудить самодеятельность чьих-то действий, тем более что я не видал предварительной программы Тюльпинка и не знаю, какие именно у него основания к выполнению всего этого благого начинания. Пожалуйста, сообщите мне, о каких именно моих указаниях Вы упоминали в письме, тем более что Г. Шклявер сообщает, что по общему положению Бельгии доклад Тюльпинка вообще состояться не может. Также не знаю, какое такое может быть положение в Бельгии, что даже академическое собрание физически не может состояться, ведь это хуже осадного положения. Пожалуйста, разъясните, в чем дело.

Шестое: по вопросу об отношении Стэт Департамента к делу Пакта я только что писал м-м де Во, но не могу не остановиться на этом вопросе и сейчас. Прежде всего, мне совершенно необходимо конкретно знать, в каких именно оскорбительных выражениях отзывались чины Департамента и дипломатического корпуса. Мне это необходимо знать совершенно конкретно, ибо сейчас, при изменении всего правительства, мы будем иметь друзей в соответственных должностях. Тем более мне необходимо знать выражение, на которое Вы намекаете, совершенно конкретно и документально, ибо только таким порядком мы можем действовать во имя справедливости и истины. Как я уже писал м-м де Во, официальное воздержание Стэт Департамента от нашего Пакта объясняется очень просто. С того момента, когда мы обратились в Музейную Комиссию Лиги Наций, всякое касание Пакта к правительству Соединенных Штатов окончилось, и все сделалось исключительно частной инициативой в их глазах. Вы знаете воздержание Америки от Лиги Наций, и проект американского женевского консула, представленный в Лигу Наций и тем вызвавший воздержание Стэт Департамента, является достаточным примером. Там, где Лига Наций, там нет Америки. Но, очевидно, Вы имеете в виду не это общеизвестное соображение. Очевидно, Вы знаете о каких-то недопустимо оскорбительных выражениях определенных лиц. А может быть, даже имели особую переписку с официальными кругами Америки. Вот об этих конкретных недопустимых выражениях будьте добры определенно меня уведомить, чтобы я мог принять соответственные охранительные меры.

Седьмое: поздравляем нового греческого вице-консула в Брюгге[1322].

Еще раз всеми силами прошу Вас сообщить мне совершенно конкретно сведения по всем шести вышеозначенным пунктам. Вы должны сердцем своим чувствовать, как я стремлюсь ко благу и к пресечению зла. Ведь благо и добро есть ведущее начало и не может быть загнано лишь на оборонительные позиции. Но в наших далеких горах мы более всего нуждаемся в самых определенных конкретных фактах, чтобы выйти за пределы пересудов и иметь возможность действовать решительно. Не в моих обычаях пресекать что бы то ни было, если только это не есть прямое выявление зла. Но добро близко истине, а истина должна знать все, как оно есть, со всеми причинами и следствиями. Потому-то так ждем Ваших конкретных позитивных сообщений, в которых Вы можете рассчитывать на нашу поддержку.

Еще раз желаем и Вам, и супруге Вашей, и всей семье все лучшее.

Духом с Вами.

419

Н. К. Рерих — М. де Во Фалипо*

23 ноября 1932 г.[Наггар, Кулу, Пенджаб]

Мой дорогой друг,

Только что получили Ваше письмо от 30 октября, а также письма проф[ессора] Дюбрея[1323]. Вы поистине укрепили наши добрые отношения с экспедицией Ситроена, и мы сердечно благодарим Вас. Вам известно, как энергично я стремлюсь к любой кооперации. Только сотрудничеством и дружелюбием мы можем преуспеть, как сказал Шекспир: «Кротко слушать, добром судить»[1324]. Обращаюсь к Вам с большой просьбой — при первой же возможности передайте проф[ессору] Дюбрею мои самые добрые чувства и мысли. Далее, я бы хотел попросить Вас передать г-ну Тюльпинку наши поздравления с назначением его вице-консулом в Греции. Вы знаете, с какой глубокой симпатией мы относимся к его благородной деятельности.

С глубокой болью в сердце я прочел Ваши выводы о том, что «в Нью-Йорке проводится кампания, направленная против Европейского Центра». Я могу поручиться, что подобная кампания не имеет никакого отношения к группе наших сотрудников. Напротив, я имею многочисленные доказательства и письменные утверждения от всех наших ближайших друзей о том, как высоко они ценят вашу деятельность и как глубоко они восхищаются лично Вами, Вашим неустанным трудом во имя гуманитарных и научных целей. Ваше письмо дало мне повод еще раз сказать Вам об этом в полной сердечности и искренности. Если нам известно о чем-то позитивном или доброжелательном, мы не должны переставать повторять и подчеркивать это. Я не говорю сейчас о чем-то воображаемом, я говорю о фактах, коим я имею многочисленные письменные подтверждения. Я также очень рад тому обстоятельству, что сеньор Лабарт не из США, а иностранец из Пуэрто-Рико. Таким образом, это его личное мнение, которое даже не заслуживает внимания и не имеет никакого отношения к мнению, существующему в Соединенных Штатах. И к нему мы больше не будем возвращаться как к эпизоду незначительному.

Ваше письмо дает мне возможность еще раз обратиться к позиции правительства США в отношении нашего Пакта. Совершенно справедливо, что в глазах правительства наши Учреждения являются частными. Все церкви, университеты, школы находятся точно в таком же положении. Например, совсем недавно в Индии состоялась экспедиция Йельского университета, и американский консул воспринимал ее как совершенно частное предприятие. Должен констатировать, что в 1929 г., после моего возвращения в Штаты, в Вашингтоне все относились весьма сочувственно к идее Пакта. Но позже случилось так, что наше обращение в Лигу Наций вызвало в Америке хорошо известное специфическое отношение ко всему, что связано с Лигой Наций. Нам приходилось слышать даже такие замечания: «Ну, теперь вы отдаете большее предпочтение Лиге Наций, чем нам». Позже появление превосходного Союза в Брюгге под руководством г-на Тюльпинка только усилило это характерное отношение. Но столь типичная отстраненность