— Теперь левый глаз, — сказал доктор Макайвер. И чуть позже провозгласил:

— Зрение 20/70, астигматизм три диоптрии. Средний глаз, прение 3/200, астигматизм 11 диоптрий. Теперь помассируйте.

Массаж в правом и левом глазу вызвал прояснение зрения на длительное время до 20/20 и в среднем глазу — на несколько секунд — до 5/70.

— Думаю, — сказал доктор Макайвер, — начнем с того, что попытаемся добиться улучшения видения черного. То, что вы видите, вашему сознанию может казаться черным, но вы себя обманываете. Потом сделаем некоторые упражнения, в том числе побросаем теннисные мячики.

Он порылся в своем чемоданчике и вынул сверток со всевозможными черными предметами. Слейд рассмотрел клочок черного меха, пучок черной шерсти, черную хлопчатобумажную ткань, квадратик черного картона, черный шелковый лоскут, кусочек черного металла, вырезанную из черного дерева фигурку и разнообразные черные вещицы, среди которых были пластмассовая чернильная ручка, галстук-бабочка и небольшая книжечка с черной обложкой.

— Посмотрите на эти предметы, — сказал Макайвер. — Сознание может запомнить оттенки черного только на несколько секунд. Массируйте глаза и переключайте внимание с одной вещи на другую.

Через полчаса зрение каждого глаза заметно улучшилось. Большую «С» третьим глазом он видел с расстояния в двадцать футов, а находящиеся ниже «R» и «B» были расплывчаты, но узнаваемы. До совершенного же зрения было еще очень и очень далеко.

— Массируйте снова, — велел доктор Макайвер. На этот раз после того, как Слейд закрыл глаза, он стал тихо говорить:

— Черное черно, черно. Нет черного кроме черного. Черное, чистое, без примесей черное черно, черно.

Кажущиеся, на первый взгляд, абсурдом, эти слова все-таки не были лишены смысла. Слейд поймал себя на том, что улыбается, представляя себе черный цвет различных предметов, которые доктор Макайвер разложил у себя на коленях. Черный, думал он, черный, почему ты черный?

А ведь все чрезвычайно просто! Черный цвет, такой черный, как цвет ночи без звезд, черный, как типографская краска, черный, как только может вообразить сознание человека. Черный.

Слейд открыл средний глаз и увидел на таблице, стоящей в двадцати футах, десятифутовую строчку. Он поморгал, но она осталась такой же ясной и четкой. Удивленный, он открыл остальные два глаза. Строка по-прежнему не расплывалась. Он оглядел свой задний двор.

Он видел!

Поначалу забор, соседние дома, таблицы на газоне и кустарник по его краям оставались частью пейзажа. Но вот Слейд увидел, как привычный вид — его задний двор, холм справа и крыши соседей — казалось, понемногу теряет свою яркость, и сквозь него проступает другой, доселе неведомый. Создавалось впечатление, будто смотришь на просвет на два фотографических кадра, наложенных друг на друга.

Постепенно контуры нового ландшафта прояснились. Слева, там, где дома спускались в ложбину, простиралось огромное болото, поросшее густой яркой растительностью. По правую руку, где горизонт был всегда скрыт холмом, рассыпались десятки пещер; перед входами в них горели костры.

Дым от костров вился едкими струйками, постепенно превращаясь в одно темно-серое облако, которое уже наполовину скрыло усадьбы Мортона и Глэдвондера, стоявшие на холме. Они все тускнели и тускнели. И вот Слейд заметил, что холм с пещерами немного выше и круче, чем холм с современными постройками. Как раз на этом уступе он и увидел то, что совершенно поразило его воображение.

Человеческие существа! Они суетились, склонялись над висящими котлами, подкладывали дрова, исчезали внутри пещер и затем появлялись снова. Их было немного; почти у всех были длинные волосы, как у женщин, или же это были дети. Из-за своей дикарской одежды — она была ясно видна даже с такого расстояния — они имели абсолютно нереальный вид.

Слейд все еще сидел в кресле. У него возник безотчетный порыв подняться с места, но он не успел ни отреагировать, ни даже осознать увиденное. Наконец он вспомнил, что все это является следствием того, что у него улучшилось зрение, и следом молнией промелькнула мысль: что же, в самом деле, произошло?

Однако он еще не вполне понял, чему именно ему следует удивляться; к тому же пейзаж с пещерными жителями становился все более и более четким. Соседние дома и его собственный задний двор походили теперь на зыбкие миражи, и ему казалось, что он смотрит на них сквозь всеобволакивающий туман.

Только сейчас Слейд заметил, что его глаза напрягаются, чтобы удержать оба этих образа, но напряжение уменьшается по мере того, как второй пейзаж все сильнее завладевает его вниманием.

Слейд вышел из оцепенения. Затем почти механически встал.

С огромным и все возрастающим интересом он отметил, что там, где кончалось болото, начинался холмистый луг, по которому были разбросаны яркие пятна гигантских цветущих кустов, а вдали росли деревья, казавшиеся удивительно высокими.

Все подробности открывшейся ему картины были видны так четко и ярко, как только и может выглядеть земля под летним солнцем. Перед Слейдом простиралась согретая первобытным теплом, богатая красками дикая природа, почти не тронутая человеком. Это была словно сказочная страна, и он смотрел на нее, широко раскрыв глаза.

Наконец, полный восхищения, он обернулся, чтобы осмотреть местность позади себя — и, вероятно, как раз в этот момент из-за стоявшего там дерева вышла девушка.

Она была высокой и держалась очень прямо. Должно быть, она собиралась поплавать в ручье, с журчанием впадавшем в болото в нескольких ярдах от нее, поскольку, если не считать украшения в виде серебряного пояса, на ней не было одежды.

У девушки было три глаза, и все три с удивлением и без тени смущения разглядывали Слейда. В ее манере держаться проглядывало что-то не слишком приятное, даже отталкивающее. Она имела вид существа, наделенного властью и привыкшего думать только о себе. У Слейда было достаточно времени, чтобы понять, что она старше, чем кажется.

При виде Слейда глаза женщины сузились. Низким, как голос скрипки, контральто она произнесла несколько слов, смысл которых был непонятен, но интонация неприятно резка.

Затем образ ее начал тускнеть. Деревья и огромное болото, которые еще были видны слева, поблекли на глазах. Сквозь тело женщины, ставшее прозрачным, проступили контуры дома, и все вокруг быстро приняло вид, уже знакомый Слейду многие годы.

Внезапно он вновь оказался на заднем дворе своего дома.

— Куда вы подевались? — спросил доктор Макайвер. На его лице были написаны радость и удивление. — Я отвернулся, а вы, не сказав ни слова, ушли.

Слейд ответил не сразу. Глаза жгло, как огнем.

Показание доктора Макайвера, данное им на коронерском расследовании.

«Я общался с Майклом Слейдом около двух с половиной месяцев, в течение которых по часу в день помогал ему тренировать зрение. Процесс шел медленно, так как после наступившего в первый день кажущегося выздоровления произошел необычно резкий регресс.