— Да.

Вскоре они оказались в большой комнате, обставленной довольно скромно, ибо, кроме стола, скамьи и трех кроватей, в ней ничего не было. Хозяин принес свечу и зажег от нее несколько других. Потом гости остались одни.

— Когда-то, — хвастливо проговорил Ранер, бесцеремонно укладываясь на одну из кроватей, — я оказал этому человеку немалую услугу. Я спас его жизнь, ну… во всяком случае, имущество, что для купца означает то же самое. Хель-Крегири не знает, что у меня есть личная квартира в Бадоре. Впрочем, кроме Армы, никто об этом не знает. Думаю, мы здесь в безопасности.

— Послушай, Ранер, — помолчав, сказала Каренира. — Не нравится мне все это. Признаюсь, я не привыкла к обществу. Чьему бы то ни было. Не хочу быть несправедливой, но мне почему-то кажется, что ты постоянно пытаешься навязывать мне свою волю. Я уже устала слушать о том, как все на меня охотятся, что мне угрожает, где я в безопасности, а где нет. С этого момента, прежде чем ты примешь какое-то решение, а тем более воплотишь его на практике, поговори сначала со мной. Возможно, мне потребуется защита. И возможно, ты и в самом деле защитишь меня лучше, чем кто-либо другой. Но на этом — все. Думать за обоих буду я. Я уже выбиралась из таких переплетов, какие тебе и не снились.

Ранер ничего не ответил. Помолчав, он встал с кровати и начал расхаживать по комнате.

— Ты была когда-нибудь на моем месте? Ты знаешь, как себя вести? — наконец спросил он.

Каренира присела на край стола.

— Все когда-то бывает в первый раз, — заметила она. — Ранер… да ты просто забыл, кто я…

Он посмотрел под ноги.

— Возможно, — неожиданно согласился он. — Но не так давно, — продолжил он после короткой паузы, — Хель-Крегири поручила мне следить за одной сумасшедшей женщиной в лохмотьях. Правда? Я ходил за тобой по Громбу и насмотрелся достаточно, чтобы сказка о непобедимой Охотнице вылетела у меня из головы раз и навсегда. Тебя это не удивляет? Скажи.

На этот раз она отвела взгляд.

— Однако я кое-как все же справилась. Похоже, я больше не хожу в лохмотьях и даже говорить умею — ты не заметил?

— Заметил. Да, ты справилась, но вовсе не сама. Не морочь мне голову, Охотница.

— Ранер, — спокойно сказала она, но под этим спокойствием чувствовалась злость, — я в самом деле сыта по горло. Мне очень хочется тебя ударить. Но мне пришла в голову идея получше, а именно: завтра ты возвращаешься в Громб. Меня утомил вид твоей рожи, тем более что выражение ее редко бывает умным. Я пойду в Овраг одна.

— Послушай, Охот…

— Одна, или не пойду вообще. Заткнись.

Она подняла палец.

— Ну а теперь оставляю тебя в этой норе.

— Куда ты идешь? — рассерженно спросил он.

— Ну, Ранер… Куда хочу, туда и иду.

С этими словами она взяла свои вещи, набросила плащ и вышла.

Каренира сказала Ранеру искреннюю правду — действительно, чье бы то ни было общество рано или поздно начинало ее тяготить. Она любила себя и хотела быть предоставленной только самой себе. В том, что говорил Ранер, было немало истины. Но она не в силах была просто так взять и отбросить старые привычки. Кроме того, ей казалось, что она и Ранер попросту друг другу не подходят. Она явно видела, что этот человек всегда подумывает о бегстве, когда она почитает за лучшее спрятаться; спрячется, когда она предпочтет сражаться; будет драться, когда она выберет бегство… Они отличались и характерами, и привычками. Басергор-Крагдоб воспитал гвардейца на свой манер. Она не сомневалась в том, что Ранер был для нее прекрасным товарищем и отличным помощником. Но то, что было хорошо для Глорма, ей не подходило.

Чуть поостынув, она хотела было вернуться и все объяснить, зная, что возмущалась совершенно зря. Однако не вернулась.

— Глупости, — сказала она сама себе, как это часто бывало. — Естественно, ты не вернешься. Стыдно ведь.

Было уже совсем темно. Она огляделась вокруг, но тусклый свет, падавший из окон домов, скорее обманывал взгляд, чем действительно позволял что-либо рассмотреть. После наступления сумерек мало у кого возникало желание гулять по городским улицам. Однако ей показалось, будто кто-то идет за ней следом. Наверняка Ранер. Честно говоря, она этого ожидала.

Прошло немало времени с тех пор, как она последний раз была в Бадоре. С некоторым трудом она отыскала в темноте улицу, ведущую к рынку. Обычно она останавливалась в гостинице, находившейся рядом с городскими воротами, однако сейчас до рынка было ближе. Там тоже был постоялый двор. Даже два.

Она остановилась у стены дома. Лук и колчан со стрелами привлекали внимание — в данном случае ее «опекун» был совершенно прав. Каренира поморщилась, поскольку дождь шел довольно сильный, но — хочешь, не хочешь — сняла плащ и завернула в него лук и колчан.

Положение преследуемой дичи, по сути, было для нее внове. Она привыкла к опасностям иного рода. В горах врагом мог оказаться любой, но там она была в состоянии о себе позаботиться. Но в городах? Да, иногда кто-то искал повода прицепиться. Но никогда не было так, чтобы каждый встречный мог иметь повод наброситься на нее.

Задумавшись, она оперлась спиной о мокрую холодную стену. Постояв так, она еще раз огляделась по сторонам, отстегнула пояс с мечом и тоже завернула в плащ. Достав из сумки острый охотничий нож, она сунула его за голенище сапога, после чего начала расплетать косу. Лук… меч… косы… Что еще выдавало в ней Охотницу? Впрочем, ничего больше сделать она не могла. Путешествующая в одиночестве женщина так или иначе привлекала в Громбеларде внимание. По улицам можно было ходить в плаще и прятать лицо под капюшоном. Сидя так в корчме, она вызвала бы только излишнее любопытство.

Она обвязала лоб ремешком, чтобы хоть немного укротить распущенные, тяжелые от дождя волосы, неприятно облепившие шею. Косы были все-таки удобнее.

— Ну ладно, ты совсем уж несчастная, — буркнула она. — Подогретого пива всяко заслужила. С кореньями, мм…

Она снова огляделась, помахала рукой тени, которой почти наверняка был Ранер, и двинулась в сторону рынка.

Было еще не слишком поздно. Вечерами в городских корчмах собиралось довольно многочисленное общество. Она не удивилась, когда из открытых дверей донеслись шум разговоров и заставившая поморщиться смесь разнообразных запахов; все-таки она уже немного подзабыла, как пахнут второразрядные заведения, где сидели почти одни мужчины.

Никто не обратил на нее внимания. Посетители шумели за столами; на самом большом, занимавшем всю середину зала, танцевала девушка. Горбатый старик, подбадриваемый криками, все громче играл на странном инструменте. Каренира чуть нахмурилась, глядя на музыканта. Она уже где-то видела этого человека или, скорее, видела этот инструмент, поскольку лицо старика ничего ей не говорило. Хотя… Но нет. На мгновение ее глаза встретились с глазами горбуна; пустой, безразличный взгляд этого человека, казалось, говорил, что ему все равно, какие играть мелодии и чему его игра служит.