А так – внутренний конфликт из-за афганской политики отравлял работу администрации весь остаток моего пребывания на посту министра. Байден, Лют и другие сотрудники Белого дома, выступавшие против принятого решения, ловили буквально каждую негативную новость об Афганистане, вплоть до самых незначительных, и пытались на этом основании убедить президента, что правы они, а военные ошибаются. И такая практика началась еще до того, как первый солдат из состава подкреплений ступил на землю Афганистана.

* * *

В разгар наших дебатов по Афганистану на родине, в США, произошла трагедия, наглядно напомнившая, какие сложности и опасности нам угрожают. 5 ноября на базе Форт-Худ в штате Техас майор сухопутных войск Нидал Малик Хасан расстрелял своих сослуживцев, убив тринадцать человек и ранив двадцать девять. Это самое кровавое преступление такого рода, когда-либо случавшееся на военной базе в США. Хасан, как выяснилось, был исламским экстремистом и поддерживал контакт с обосновавшимся в Йемене пропагандистом экстремизма имамом Анваром аль-Авлаки. Нападение Хасана на сослуживцев стало сигналом для военных: теперь следовало повнимательнее приглядеться ко всему личному составу вооруженных сил, при необходимости произвести чистку собственных рядов, но прежде всего – ответить на вопрос, почему экстремистские взгляды Хасана, которых он не скрывал, до трагедии привлекали так мало внимания.

Президент произнес прочувствованную речь на панихиде в Форт-Худе. Перед службой я встретился по отдельности с семьями погибших, чтобы выразить соболезнования от имени министерства обороны и лично от себя. Отец одного из погибших, специалиста Фредерика Грина, пригласил меня на похороны его сына в Маунтин-Сити, штат Теннесси. Едва заняв министерское кресло, я решил, что буду посещать похороны павших героев в их родных городах, но потом отказался от этой мысли, сочтя, что мое присутствие будет воспринято как вторжение в частную жизнь. Однако в данном случае я принял приглашение мистера Грина. Маунтин-Сити, городок с населением около 2400 человек, находится на северо-восточной окраине штата. Ближайший аэропорт расположен неподалеку от Бристоля, примерно в часе лёта от Вашингтона. Я прилетел в Бристоль 18 ноября в сопровождении двух военных помощников (не считая, разумеется, агентов службы безопасности). Никого из сотрудников министерства, никакой прессы. Чтобы добраться до отдаленного города, нашим машинам пришлось преодолеть три горных хребта. Флаги, казалось, висели на всех зданиях. Повсюду виднелись памятные таблички, отмечавшие жизнь и самопожертвование специалиста Грина. Мы проехали городок насквозь, очутились в сельской местности и наконец остановились в деревушке Бейкерз-Гэп. Баптистский храм, простая, но живописная сельская церковь… Было ветрено, холодно и дождливо. Панихиду проводили на церковном кладбище, на холме рядом с церковью. Я приветствовал родственников погибшего в церкви, а затем занял свое место у могилы, под погребальным шатром. Жена Фреда Грина и две маленькие дочери сидели прямо передо мной. Пока шла служба, я мысленно представлял себе другие кладбища, разбросанные по бесчисленным малым городам Америки, кладбища, где родственники и друзья похоронили местных парней, которые рисковали всем и потеряли все. Когда панихида закончилась, я пожал руки солдатам почетного караула и отправился в долгий обратный путь в аэропорт.

Чуть больше двух недель спустя, когда я подписывал распоряжение о переброске первых 17 000 человек в Афганистан, мои мысли сами собой вернулись к той печальной сцене в Маунтин-Сити.

Вопреки впечатлению, которое могло сложиться по предыдущей главе, во второй половине 2009 года Афганистан для президента и его администрации вовсе не являлся основным вопросом повестки дня и не отнимал у них максимум времени; таковым он был только для тех из нас, кто занимался вопросами национальной безопасности. Президенту хватало проблем и дома, в США, – политические страсти вокруг реформы системы здравоохранения, продолжающийся экономический кризис… Обаме также пришлось уделять внимание Китаю, России, Северной Корее, арабскому Ближнему Востоку и Израилю, глобальной войне с терроризмом, а Иран вообще стоял особняком. Правда, в отличие от Афганистана на протяжении 2009 и 2010 годов по этим темам среди администрации практически не возникало сколько-нибудь серьезных разногласий.

С точки зрения национальной безопасности США Иран к 2009 году превратился в своего рода «черную дыру», прямо или косвенно втянувшую в свое гравитационное поле наши отношения с Европой, Россией, Китаем, Израилем и арабскими государствами Персидского залива. Каждый ключевой вопрос, связанный с иранской ядерной программой – пресечение попыток обогащения урана и предполагаемого производства ядерного оружия, введение санкций против упорствующих иранцев, расширение системы ПРО для защиты от потенциальной ракетной угрозы, – так или иначе затрагивал ту или иную страну или группу стран. Со стороны выглядело так, будто над миром растянута громадная паутина: дергаешь за одну нить, а сотрясаются и она, и соседние нити.

Ставки были чрезвычайно высоки. Руководство Израиля буквально бредило военным ударом по атомной инфраструктуре Ирана. Если бы они все-таки это сделали, мы почти не сомневались в иранской реакции: следовало ожидать немедленного ответного нападения на сам Израиль, на наших друзей в регионе и, вероятно, на Соединенные Штаты. Словом, барабаны били дробь. И единственным способом предотвратить в регионе третью войну за последнее десятилетие – войну, возможно, более масштабную и страшную, чем войны в Ираке и Афганистане, – было оказание максимального экономического давления, которое в известной степени гарантировало, что иранские лидеры откажутся от своего стремления обзавестись ядерным оружием.

Для Израиля, кстати, нет отношений более важных, чем отношения с президентом США и американским конгрессом в лице руководства последнего. В этой связи попытка Обамы в начале президентского срока протянуть руку дружбы Ирану и исламскому миру в целом изрядно напугала израильтян. 20 февраля Биньямин Нетаньяху (Биби) снова стал премьер-министром Израиля, возглавив коалицию правых сил. Впервые я встретился с Нетаньяху при администрации Буша-41, когда занимал пост заместителя советника по национальной безопасности, а Биби был заместителем министра иностранных дел. Он явился в мой крошечный кабинет в Западном крыле – и неприятно удивил своей бойкостью и дерзостью: он критиковал политику США, всяческие демонстрировал свое высокомерие и непомерные амбиции. Я тогда сказал советнику по национальной безопасности Бренту Скоукрофту, что впредь надо запретить пускать Биби в Белый дом.

Вскоре после моего назначения директором ЦРУ в 1991 году я познакомился с Эхудом Бараком, в ту пору генерал-лейтенантом и начальником израильского генерального штаба. Прослужив тридцать пять лет в армии Израиля, Барак занялся политикой, стал премьер-министром в конце 1990-х годов, а в июне 2007 года занял должность министра обороны в правительстве Эхуда Ольмерта. Он сохранил свой пост, когда в начале 2009 года премьер-министром стал Нетаньяху, так что мы с ним оба были министрами-«пережитками». К тому времени, когда Биби уселся в премьерское кресло, мое почти двадцатилетнее знакомство с Бараком успело перерасти в крепкие дружеские отношения. Мы часто беседовали и встречались во время моей работы в администрации Буша, а при Обаме наши встречи и беседы происходили даже чаще. Барак приезжал в Вашингтон, чтобы повидаться со мной, примерно каждые два месяца. Этому имелось логичное объяснение: хотя политические и дипломатические контакты между администрацией Обамы и правительством Нетаньяху несколько «подморозились» в период с 2009 по 2012 год, в оборонной сфере страны продолжали тесно взаимодействовать; более того, во многом мы достигли того уровня сотрудничества, о котором раньше и не мечтали.