class="p1">На сей раз удар в шлем был такой, что скомпенсировать тот его не смог, и голова внешника дернулась назад, отчего тот почти завалился, но, удержавшись левой выставленной назад рукой, выровнялся, начав тянуть правую к шлему. Еще до того, как забрало поднялось, я услышал отборнейший мат на единственном языке, где он в действительности может быть таковым. Внешник — русский? Вот это номер, хотя чему я так удивляюсь, почему они должны быть только англосаксами, ведь в СТИКСе вполне может пробиться и развитая русскоговорящая страна.

— Ты кто такой, блять? — наконец-то закончив неопределенно направленный монолог, спросил внешник, уже целенаправленно обращаясь ко мне.

— Это не столь важно, — также на родном попытался я начать диалог, но был прерван…

— Слышишь, гандон штопаный, ты уже по любому покойник, — с места в карьер рванул он, попутно опущенной рукой проверяя пояс, изъятое с которого лежало чуть поодаль возле меня. Такая манера разговора мне не понравилась, и я еще раз пальнул ему в шлем из так и не убранного в кобуру револьвера. Тирада оборвалась, голова дернулась, и он опять чуть не упал, едва успев опереться на локоть, тут же продолжив практиковаться в матерщине.

— Я надеюсь, что ты все-таки осознал ситуацию и у нас получится конструктивный диалог? — спросил я, когда поток брани прервался.

— Отсоси, — выдал он и я тут же выстрелил, но уже в грудь, поняв, что через шлем до него не очень доходит.

Внешника согнуло пополам, мне даже показалось, что он проехался пятой точкой по искусственному покрытию стадиона, а я решил, что на этот раз все же перегнул палку. Согнувшись, тот хрипел, стонал, но через пару минут все же начал разгибаться, выдавив из себя с натугой лишь одно ругательство в мою сторону. Я было хотел еще один заряд в него всадить, но, оценив его краткость в этот раз, решил все же подождать развязки. Разогнувшись до конца, внешник нащупал смятую пулю где-то у себя под ногой, после чего рассмотрел её и откинул в мою сторону. Не знаю, что он хотел выразить таким жестом, то ли презрение, то ли уважение к моему калибру, но больше матов из него не летело, все же верно говорят, что пистолетом и добрым словом можно получить ответы быстрее, чем только добрым словом.

— А ничего так у тебя костюмчик, — сделал я очередную попытку начать разговор, — этот ствол даже рубера с близкой дистанции может пощекотать, а ты вон, сидишь и материшься только.

— А чего ты от меня ждал?

— Я ничего, но к такому отборному мату, что ты выдавал, точно не готовился, так все же про костюмчик поведаешь?

— КЗБУ шесть, комбинезон защитный бронированный универсальный, гибкий длипекс, семьдесят пять слоёв, меж которых волокна лайра.

— Стоп, — прервал я, — что за длипекс и что за лайр?

— Композиты, первый сверхпрочный на разрыв, второй мягкий до тех пор, пока на него не оказывается резкое давление, тогда он каменеет, тем самым распределяя энергию попадания пули по большой поверхности. Может, тебе еще и техпроцесс производства изложить?

— А знаешь?

— С хрена бы, я по другой части, — ответил он, после чего двумя руками снял шлем, положив тот себе на колени, и, немного помедлив, следом сорвал маску наподобие респиратора.

— О как, — удивился я, — только не говори, что ты тоже иммунный?

— Иммунный, — он невесело ухмыльнулся, — нет, я не такой, как ты, просто сдохнуть в этом остобрыдевшем наморднике не хочу.

— Пессимист, что ли?

— Реалист, — также невесело ухмыльнулся он, — знаю я, на что вы способны, некоторых даже из пушки не завалить, а в сложившейся ситуации голыми руками даже и пытаться не стоит и, уж прости, в то, что ты меня отпустишь, я тоже не поверю.

— Рассуждаешь как солдат, а отстреливались ваши похуже охранников, странно это.

— Так что странного, я всю жизнь с техникой, да не только я, они тоже, — он кивнул головой в сторону других фигур, что были видны, — твою же мать, до сих пор не верю, хоть и сам не раз видел, — резко он сменил тему, а у меня закралась мысль, что не так уж и бесследно выстрелы в шлем прошли. — Это, я так понимаю, ты замедлил время везде, кроме этого купола?

— Если быть точным и не очень вдаваться в подробности, то остановил.

— Это невозможно, остановка времени противоречит всем законам, а даже этот мир им должен подчиняться.

— Ну, тут я даже не знаю, как тебе ответить, а руки, нагревающиеся так, что металл плавят, телекинез и молнии из пальцев — это все не противоречит законам?

— Продвинутые пикомы, коими весь этот мир напичкан…

— Это еще что за звери?

— Пикомашины, роботы такие маленькие, — он произнес это так, как будто в яслях детям объясняет.

— Что же у вас за страна такая, что такие убогие названия даете, почему не наноботы, или нанороботы?

— Да потому что пико меньше, — он ухмыльнулся.

— В общем-то, неважно, — сменил я тему, — ты лучше про костюмчик расскажи, твой-то мне по размеру не подойдет, уж больно ты широк в плечах и низок, а вот чей-нибудь другой я бы примерил.

— Вон ты куда целишь, ну да, я тебя обрадую и огорчу, — слегка отсмеявшись, выдал он, — вот тут, — он поднял левую руку, — есть утолщение и три сенсора, верхний — освобождение, комбез просто обвиснет и из него прям через горло можно выйти. Нижний сенсор, наоборот, стяжка, он примет форму по телу, так что бери любой, только в трусах в него не лезь, не то пожалеешь.

— Подробности будут?

— Да нет их, собственно, просто комбез держит температуру комфортную, влагу сам выводит, и если залезть в трусах, то рано или поздно они будут мокрыми, а это не очень комфортно, как ты можешь догадаться.

— Ну что же, а теперь, так сказать, вопрос ребром, средняя кнопочка зачем?

— А это, если ты захочешь, чтобы тебе в башку с десяток гарпунов с разных сторон прилетел, сенсор экстренной ситуации это. Поскольку к тому моменту, когда ты решишь её нажать, всем будет ясно, что мы трупы и вместо экстренной спасательной команды по твоим координатам направятся все гарпуны, что будут в наличии.

То, что он говорил, было похоже на правду, но что-то мне подсказывало, что не на всю. Уж очень я сомневаюсь, что отследить шкурку можно только по нажатию на кнопку. В сложившейся паузе я обратил внимание, что внешник шлем положил так, чтобы его забрало смотрело на меня, и тут мне все стало совершенно понятно.

— А ну-ка, дай-ка шлем, —