Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Трансцендентное единение
798 «Двойственности на самом деле нет, многообразие неистинно». Это, безусловно, одна из фундаментальных истин Востока. Противоположностей не существует, вверху и внизу — то же самое дерево. В «Изумрудной скрижали» говорится: «Quod est inferius, est sicut quod est superius, et quod est superius, est sicut quod est inferius, ad perpetranda miracula rei unius»[787]. Многообразие тем более иллюзорно, что все отдельные формы возникают из нераздельного единства психической матрицы, из глубин бессознательного. Приведенное изречение подразумевает, если воспользоваться психологическими терминами, субъективный фактор — материал, непосредственно собираемый в констелляцию под воздействием раздражителя, первого впечатления, которое каждое новое восприятие истолковывает по предыдущему опыту. Этот «предыдущий опыт» восходит же к влечениям, то есть к наследственным и неотъемлемым формам психического поведения, к завещанным предками «вечным» законам человеческого ума. Однако это изречение полностью упускает из виду возможную трансцендентную реальность физического мира как такового; это противоречие знакомо философии санкхьи[788], где Пракрити и Пуруша, будучи разнесенными полюсами Сущего, образуют космическую пару, с которой трудно иметь дело. Нужно закрыть глаза на дуализм и на множественность, а также забыть о существовании мира, если возникает потребность отождествить себя с монистическим праисточником жизни. Разумеется, сразу встает вопрос, почему Единому надлежало являться во множестве, раз уж единственная действительность принадлежит Всеединству? В чем причина многообразия — или иллюзии многообразия? Если Единое довольствуется собой, зачем ему понадобилось отображаться во многом? Что более реально — Единое, которое отображается, или зеркало, подставленное для отображения? Наверное, такие вопросы задавать не следует, ибо ответа на них все равно нет.
799 С точки зрения психологии обоснованно утверждать, что единение достигается путем отступления от мира сознательности. В стратосфере бессознательного не бушуют никакие бури, там нет ничего настолько дифференцированного, чтобы вызывать напряжения и конфликты, которые на самом деле относятся к поверхности нашей действительности.
800 Ум, в котором соединяется несоединимое, то есть сансара и нирвана, воплощается в конечном счете в нашем духе. Продиктовано ли такое утверждение глубочайшей скромностью — или заносчивой дерзостью? Значит ли это, что ум — всего лишь «не что иное, как ум»; или же что наш ум и есть Разум? Конечно, утверждается последнее, и с точки зрения Востока в этом нет никакой дерзости; наоборот, это совершенно приемлемая истина. Мы добились бы того же результата, сказав: «Я — Бог». Это подлинное «мистическое» переживание, пусть западному человеку оно и кажется крайне спорным; на Востоке же, где в чести иной склад ума, никогда не терявший связи с инстинктивными основами, оно расценивается совершенно по-другому. Коллективная интровертная установка Востока не позволяла чувственному миру разрывать витальную связь с бессознательным, психическая действительность никогда не оспаривалась всерьез, несмотря на наличие так называемых материалистических спекуляций. Единственной известной аналогией этому факту является духовное состояние дикаря, который удивительным образом путает сны и действительность. Разумеется, мы не смеем называть восточный склад ума дикарским, поскольку сами испытали глубокое воздействие его замечательной цивилизованности и утонченности. Тем не менее он опирается на первобытную духовность; это особенно справедливо в отношении признания действительности таких психических явлений, как духи и привидения. Запад попросту развивал иную сторону первобытности, как можно более точное наблюдение природы за счет абстракции. Наше естествознание развилось из изумительной наблюдательности дикаря. Мы добавили к ней толику абстракции — из опасения столкнуться с противоречивыми фактами. В свою очередь Восток превозносит психическую сторону первобытности заодно с непомерным количеством абстракции. Факты поставляют отличные истории, но не более того.
801 Итак, если Восток заявляет, что Разум свойствен каждому, то в этом не больше дерзости или скромности, чем в европейской вере в факты, выводимые из человеческого наблюдения, а иногда и подавно — лишь из истолкований. Потому-то европейцы небезосновательно опасаются чрезмерного абстрагирования.
Великое самоосвобождение
802 Я неоднократно отмечал, что смещение личного осознания на менее постижимые духовные области действует освобождающе. Также я описывал, пусть кратко, трансцендентную функцию, которая вызывает трансформацию личности, и подчеркивал важность спонтанной, бессознательной компенсации. Далее, я указывал на пренебрежение этим значимым фактом со стороны йоги. Данный раздел текста как будто подтверждает мои наблюдения. Усвоение «всей сути» этих учений и составляет, по-видимому, сущность «самоосвобождения». Западный человек понял бы сказанное так: «Усвой урок и повторяй его, тогда ты освободишь себя». Именно это, как правило, и происходит с большинством европейцев, которые обращаются к йоге. Они склонны «заниматься ею» на свой экстравертный лад, нисколько не заботясь о необходимости мысленно смотреть внутрь себя, тогда как это условие — главное в учениях наподобие йоги. На Востоке истины в столь большой степени являются элементами коллективного бессознательного, что даже ученики усваивают их по меньшей мере интуитивно. Сумей европеец вывернуться наизнанку и жить как человек Востока, со всеми теми социальными, моральными, религиозными, интеллектуальными и эстетическими обязательствами, которые повлек бы за собой этот путь, он мог бы извлечь из этих учений максимальную пользу; однако невозможно по вере, морали и интеллектуальной манере оставаться добрым христианином и одновременно всерьез практиковать йогу. Я видел столько подобных случаев, что сделался отъявленным скептиком. Ведь западный человек не в состоянии легко отбросить свое прошлое, в отличие от собственной короткой памяти. История у него, можно сказать, в крови. Никому не посоветую браться за йогу без тщательного анализа своей бессознательной реакции. Что за смысл подражать йоге, когда темная сторона человека остается, как и прежде, все такой же средневеково-христианской? Если кто-то способен провести остаток своих дней на газельей шкуре под деревом Бо[789] или в келье какой-нибудь гомпы[790], забыв о политике и рисках разорения от игры на бирже, то такой исход можно считать благоприятным. Но йога в Мэйфере или на Пятой авеню[791] (или где угодно, куда можно позвонить по телефону) будет духовным мошенничеством.