Некоторое время назад м-р Бушби подвергся куда более серьезному нападению. Какой-то вождь с целым отрядом пытался вломиться к нему в дом среди ночи, но, убедившись, что это не так-то легко, туземцы открыли оживленный огонь из своих ружей. М-ра Бушби легко ранило, но в конце концов отряд был отогнан. Вскоре открылось, кто устроил нападение, и собрался общий совет вождей, чтобы рассмотреть это дело. Новозеландцы признали поступок очень нехорошим, поскольку нападение было произведено ночью, а в доме лежала больная миссис Бушби; это последнее обстоятельство, к их чести, они во всяком случае считали ограждающим от нападения. Вожди сошлись на том, чтобы конфисковать землю зачинщика в пользу английского короля. Впрочем, весь этот суд и наказание вождя было дело совершенно беспримерное. Кроме того, нападавший потерял уважение в глазах своих собратьев, и англичане считали, что это по своим последствиям важнее, чем конфискация у него земли.

Когда лодка отчаливала от берега, в нее вскочил другой вождь, который хотел только прокатиться туда и обратно по заливу. Никогда я не встречал более страшного и свирепого выражения лица, чем у этого человека. Мне сразу же пришло в голову, что я уже видел где-то нечто подобное, а именно среди рисунков Рецша[315] к балладе Шиллера о Фридолине, где два человека толкают Роберта в горящую железную печь: именно такое лицо у того человека, что положил руку Роберту на грудь. И здесь физиономия не лгала: этот вождь был знаменитый убийца и к тому же отъявленный трус. От того места, где мы высадились, м-р Бушби сопровождал меня несколько сот ярдов по дороге; я не мог не восхититься хладнокровной наглостью старого седого негодяя, который остался лежать в лодке и крикнул вслед м-ру Бушби: «Долго не задерживайтесь, а то я устану ждать здесь».

Теперь мы начали нашу прогулку пешком. Путь наш лежал по проторенной тропинке, окаймленной с обеих сторон высоким папоротником, сплошь покрывающим местность. Пройдя несколько миль, мы подошли к какой-то маленькой деревушке, состоявшей из небольшого числа теснившихся кучкой хижин да немногих клочков земли, засаженных картофелем. Введение картофеля принесло острову самую существенную пользу; теперь его употребляют гораздо шире, чем какие бы то ни было туземные овощи. Новая Зеландия пользуется одним важным естественным преимуществом, а именно обитатели ее никак не могут погибнуть от голода.

Вся страна изобилует папоротником, а корни этого растения если и не очень вкусны, зато содержат много питательных веществ. Туземец всегда может поддержать свое существование этими корнями, а также моллюсками, которыми повсюду изобилует берег моря. В деревнях в глаза прежде всего бросаются помосты, поднимающиеся на четырех столбах на 10–12 футов над землей и служащие для того, чтобы сохранять там от всяких случайностей продукты, доставляемые полями.

Когда я подошел поближе к одной из хижин, меня очень позабавила выполнявшаяся по всей форме церемония потирания, или, как ее следовало бы назвать, прижимания, носов. При нашем приближении женщины принялись что-то произносить самыми печальными голосами; потом они присели на корточки и подняли головы вверх, а мой спутник становился над ними по очереди, ставил свою переносицу под прямым углом к их переносице и начинал нажимать на нее.

Это продолжалось несколько дольше, чем наше дружеское рукопожатие, и как мы меняем силу рукопожатия, так и они поступают с прижиманием. В это время они издают довольно легкое похрюкованье, почти так же, как две свиньи, трущиеся друг о друга. Я заметил, что рабы обмениваются пожатием носов с каждым, с кем только встретятся, безразлично до или после того, как это делает их хозяин-вождь. Несмотря на то что среди этих дикарей вождь полностью властен над жизнью и смертью своего раба, в обращении между ними нет никаких условностей. То же самое отмечает м-р Бёрчелл относительно диких бачапинов из Южной Африки. Там, где цивилизация достигает уже известной высоты, в отношениях между различными классами общества возникают сложные формальности; так, на Таити в прежние времена все должны были раздеваться до пояса в присутствии короля.

После того как церемония пожатия носов была выполнена надлежащим образом со всеми присутствующими, мы уселись в кружок перед одной из хижин и полчаса отдыхали. Почти все хижины имеют одну и ту же форму и размеры и все одинаково ужасно грязны. Они похожи на хлев, открытый с одного конца, но несколько в глубине в них имеется перегородка с прямоугольной дырой, ведущей в маленькую мрачную каморку. Там жители хранят все свое имущество, а в холодную погоду спят, но едят и проводят свое время в передней, открытой части. Проводники мои докурили трубки, и мы продолжали нашу прогулку.

Путь лежал по той же волнистой местности, сплошь равномерно одетой папоротником. Справа от нас текла извилистая река, окаймленная по берегам деревьями, да на склонах были разбросаны рощицы. Вся картина, несмотря на ее зеленый колорит, выглядела весьма уныло. Вид такого количества папоротника наводит на мысль о бесплодии, но это не так: всюду, где только папоротник растет густо и доходит в вышину до груди, земля после вспашки становится плодородной. Некоторые резиденты полагают, что вся эта обширная открытая местность была когда-то покрыта лесами и ее расчистили при помощи огня. Говорят, что, копая землю в самых голых местах, часто находят комья определенного вида смолы, вытекающей из сосны каури[316]. Расчищая местность, туземцы преследовали очевидную цель: папоротник, прежде составлявший главную пищу, хорошо растет только на открытых, расчищенных пространствах. Почти полное отсутствие растущих сообществами трав, составляющее замечательную особенность растительности острова, можно объяснить, быть может, тем, что первоначально земля была покрыта лесами.

Почва здесь вулканическая; в некоторых местах мы проходили по перегоревшей лаве, а кое-где на окрестных холмах можно было явственно различить кратеры. Хотя пейзаж повсюду был некрасив и только изредка приятен, прогулка доставила мне удовольствие. Это удовольствие было бы еще бо́льшим, если бы мой спутник-вождь не отличался необычайной разговорчивостью. Я знал только три слова – «хорошо», «плохо» и «да» – и этими словами отвечал на все его замечания, не понимая, конечно, ни одного его слова. Но и этого было вполне достаточно: я был внимательным слушателем, а значит, приятным человеком, и он без умолку говорил со мной.

Наконец мы пришли в Уаимате. После того как мы прошли столько миль по необитаемой и неиспользуемой местности, неожиданное появление английской фермы с ее богатыми полями, попавшей сюда словно по мановению волшебной палочки, было чрезвычайно приятно. М-ра Вильямса дома не было, но я встретил радушный прием в доме м-ра Девиса. Напившись чаю в кругу его семьи, мы предприняли прогулку по ферме. В Уаимате три больших дома, в которых живут миссионеры м-ры Вильямс, Девис и Кларк, а около домов стоят хижины туземных работников. На близлежащем склоне колосился прекрасный урожай ячменя и пшеницы, в другом месте находились поля, засеянные картофелем и клевером.