Вышел я на природу от гидролизных паров отдохнуть. Брожу среди березок, костянику от нечего делать клюю. И вдруг вижу – бумажник. Притаился в тенечке, греясь на августовском солнышке. Вот именно – и в тенечке, и на солнышке – не каждому такое дано. Ничего себе, думаю, подарочек. Нагибаюсь, тяну к нему руку, потом отдергиваю, хвать себя за внутренний карман пиджака… Пусто. У меня аж сердце остановилось от таких перепадов. Все, думаю, и деньги, и документы пропали. Потом к находке присмотрелся – да это ж мой, родненький, прилег и ждет хозяина, как верный пес.

Выпал он, разумеется, когда я костянику щипал. Но представляете, если бы я раньше хватился и начал бы в панике бегать по лесу? Ищи-свищи. Аукаться бесполезно. А он, умница, как-то исхитрился подозвать меня, послать дурачку свой сигнальчик.

Я, конечно, извинился перед ним за то, что считал его неодушевленным предметом. Пообещал относиться, как к лучшему другу, и никогда не оставлять его пустым.

Если бы мы всегда держали слово. С перепугу чего только не наобещаешь, а чуть отпустило – и снова ветер в голове, а в заднице – шило.

Через год оказался в Норильске. В самую полярную тьму и в самые морозы. Вместо пиджака вынужден был под шубу меховую душегрейку надевать. Бумажник пришлось переселить в задний карман брюк. Про норильские гостиницы я уже рассказывал. Жизнь там скучнее, чем кажется с материка. Сами норильчане веселятся в гостиницах других городов. А мы – у них, насколько возможности позволяют.

Подхожу к администраторше доплатить за койко-место. Возле нее молодой, лет пятидесяти, южанин вьется.

– Вазмы, дарагая, агурчик, угощаю.

Девица упитанная, блондинка. Не знаю, чего уж он добивался: или заселиться хотел, или чего более теплого… Странные люди эти южане, обыкновенный огурец умудряются преподносить, будто он не из воды состоит, а из чистого золота. Но девица пусть и молодая, а понимает, что незнакомые мужики подарки даром не дарят. Он пододвигает огурец. Она отодвигает. Он: вазмы, дарагая, у вас такых сроду нэ расло. Она: не росло и не надо. Южанин: вазмы, он мне нэ нужен. Она: и мне ни к чему.

Надоело их слушать. Кладу огурец себе в карман. Южанин открыл было рот, а я спокойненько объясняю, что взял никому не нужный огурец. И крыть нечем. Не скандалить же при даме из-за огурца.

Там же, в гостиничном буфете, я позавтракал этим трофеем, а через час почувствовал острую потребность уединиться и превратить южное золото в продукт для золотаря. Повезло, что рядом оказалось кафе. Я вроде говорил, что в Норильске полно заведений, где можно выпить, пожрать и так далее. Забегаю в кафе, пулей в царский кабинет. Рассиживаться было некогда, тем более там вентиль барахлил и на полу сантиметров десять воды накопилось. Выхожу на улицу. Стою на остановке. Вижу, автобус подходит, а рука моя, без команды, сама по себе потянулась к заднему карману…

Вот именно.

Мороз сорокаградусный, а меня – в пот. Бегом обратно. Быстрее, чем в первый раз, бежал. Успел. Плавает, родименький… Мокрый. Обиженный. Но верный. Поднимаю. Чтобы хоть как-то загладить вину, несу его обсохнуть и обогреться. В кафе у входных дверей «тепловой занавес», мощная струя подогретого воздуха. Подставляю бумажник под нее. Из угла бомжишка поднялся, остановился в двух шагах, смотрит, как я документы и деньги перебираю. Сначала молчал, потом слабеньким затухающим голоском выговаривает:

– Минут двадцать плавал, если не дольше.

– Не знаю, – говорю, – не засекал.

– Верняк. Я же видел, когда ты входил первый раз. Ой, дубина, ой… – и, недоговорив, завалился на подоконник.

Я тронул его – не отзывается.

Я сильнее за плечо потряс – молчит. Лицо серое, и вроде как не дышит уже. Пульс проверять или искусственное дыхание делать – что важнее, не соображу. С перепугу бегу к поварихам. Кричу, чтобы «Скорую» вызывали – бомж умирает. Но когда у нас «Скорая» спешила, да еще к бомжам? К ним даже милиция не торопится. Но не о милиции речь, если себя убийцей чувствуешь. Ищите, кричу, девоньки, какого-нибудь валидола. В таблетках я не специалист. Видел в кино, что большое начальство принимает от сердца. А вот помогает ли валидол бомжам – понятия не имею. Но надо же спасать. Мы же христиане, кричу. Этим, наверное, и достал. Две тетки постарше вывалили на стол аптечку, пошерудили – нашли чего-то. Взяли стакан воды… Короче, отпоили. Открыл мужик свои мутные зенки, отыскал меня взглядом, а прощения в этом взгляде нету. Достаю червонец. Забрал. Но, чувствую, все равно не простил.

Да бог с ним, думаю, чужой человек, странно встретились и странно разойдемся. Но перед бумажником стыдно – ведь обещал же, слово давал…

И снова дал.

И снова не сдержал.

Помните, году в восьмидесятом на железной дороге поломались все графики. Поезда шли с опозданием на сутки и больше. Такую чехарду лучше пересидеть дома, но эта мудрость полезна для тех, у кого дом имеется.

Я уже говорил, что наше начальство или не умеет думать, или думает только о себе. Извините, что повторяюсь – накипело. Должен был лететь из Уссурийска в Красноярск. Бац – приказ: срочно в Балей.

Значит, сдавай заранее купленный билет, а дальше – как повезет. У меня деньги на исходе. Даю телеграммы другу, брату и начальнику. Прислали все трое. Деньги пришли в Балей. Но приехал-то я напрасно: там других ждали, нестыковочка получилась. Проводы были короткими, а дорога оказалась долгой. Не буду вдаваться в подробности, но до Иркутска в четыре приема кое-как добрался. А там застопорило. Напарился до одури в аэропортовских очередях, потом плюнул в небо, поймал такси и поехал на вокзал. А там не то что яблоку упасть негде… Яблоку, впрочем, там и неоткуда падать. Одним словом из двух букв – ад. Билеты, кстати, были на ближайший по расписанию, но когда он придет, никто не знал, потому что еще вчерашние поезда не проследовали. Решил ждать без билета, а там по прибытии разбираться. Пока с кассиршей любезничал, мужичок ко мне пристроился. Я билет не взял – и он не стал брать. Я хожу по залу ожидания – и он за мной. Выследил кое-как местечко, плюхнулся, ноги вытянул – и мужичок тут как тут. Рядом ничего не нашлось, места в летнем вокзале, как грецкие орехи на помойке, кучкой не валяются, штучный товар. Но на соседней лавке с краешку пристроился.

Да не бойтесь – не вор.

Я сначала тоже заподозрил, потом присмотрелся – перепуганный домашний мужичок, просто принял меня за бывалого и решил держаться поближе.

А в зале духотища – все в пропотелых рубахах, в нестиранных носках… Оно по-другому и быть не могло от бесполезной суеты и ненужных волнений. Мужички, у которых прихвачено было в дорогу, пробки начали откручивать. А много ли уставшему человеку надо? Смотрю, одного милиция под руки ведет, потом второго, третьего вообще за ноги тащат, бедняга головой о ступеньки колотится, то-то утром удивляться будет, шишки ощупывая. Опасно пить в дороге, особенно если один путешествуешь. Милиция рейд провела, отдыхать удалилась. Но свято место… сами знаете. Сначала – метла, потом – веник. Мужик без погон, но с повязкой дружинника. Ходит, билеты спрашивает – вроде как профилактика против бомжей. Но цепляется-то к нормальным людям. И не подряд метет, а ищет, кого на испуг проще взять. Может, штраф на дурничку сорвать надеялся, может, власть показывал, может, просто из вредности. И выцепил именно того мужичонку, которого я за вора принял. Бедняга растерялся, оправдывается, губенки трясутся, с носа пот капает… И такая злость меня разобрала, подхожу и говорю: чего к людям цепляешься, развели бардак на дороге, а виноватых на стороне ищете. Мне-то бояться нечего, у меня полный бумажник всевозможных билетов. Пру буром. Тот грозится милицию вызвать, а я же трезвый, меня бесполезно милицией пугать. Дружинник для виду постращал и заспешил дальше, но уже без остановок. Мужичонка раз пять спасибо сказал. Но я-то не ради благодарности встрял и даже не из благородства, просто неудобно перед собой стало, что за вора его принял.