– Дуглас! – громогласно кричал сэр Уильям. – Дуглас!

Он призывал своих людей напирать, давить, крушить и кромсать и вместе с племянником подавал им пример, прорубая в рядах архиепископских воинов кровавую тропу. Еще немного, и враг не выдержит столь яростного напора. Английский центр будет сломлен, и битва превратится в избиение.

Сэр Уильям увернулся от очередного взмаха топора, обладателя которого тут же прикончил ударом меча в горло Робби. Но и племяннику, в свою очередь, пришлось отпрянуть от удара копьем, и он едва не налетел на дядю. Рыцарь поддержал юношу и двинул противника щитом в лицо, гадая, куда же подевались его люди.

– Дуглас! – проревел он снова. – Дуглас!

И в этот момент что-то, меч или копье, подвернулось ему под ноги, и сэр Уильям полетел на землю, инстинктивно прикрывшись щитом. Мимо него с топотом бежали люди, и он молил Бога о том, чтобы это были его товарищи, сломившие-таки сопротивление англичан. Рыцарь ждал, когда же наконец раздадутся пронзительные крики погибающих врагов, но вместо этого услышал легкое, но настойчивое постукивание по шлему.

Стук прекратился, потом возобновился.

– Сэр Уильям? – осведомился мягкий голос.

Крики действительно раздались, но постукивание по макушке шлема убедило Дугласа в том, что безопаснее опустить щит. Ему потребовалось всего одно мгновение, чтобы понять, что происходит, ибо шлем при падении сбился задом наперед, и ему пришлось повернуть его, чтобы восстановить нормальный обзор. А когда это было сделано, сэр Уильям только и смог, что простонать:

– Боже праведный!

– Дорогой сэр Уильям, – произнес доброжелательный голос, – я так понимаю, что вы сдаетесь оба? Конечно сдаетесь. Это ведь молодой Робби, да? Бог мой, как же ты вырос! Я-то ведь помню тебя совсем малышом.

– Боже праведный! – повторил сэр Уильям, глядя вверх на лорда Аутуэйта.

– Позволь дать тебе руку, старина, – заботливо промолвил тот, свешиваясь с седла. – А потом мы потолкуем о выкупах.

– Иисус, – вымолвил Дуглас. – Черт побери!

Только сейчас он понял: мимо них с громким топотом пробегали англичане, а отчаянные крики были криками шотландцев.

Английский центр, несмотря ни на что, устоял, и для шотландцев это обернулось катастрофой.

В дело опять вступили лучники. Хотя шотландцы весь день несли бо́льшие потери, чем англичане, численное превосходство до сих пор оставалось за ними, но ответить на стрелы им было нечем. Когда шотландский центр проломил стену и хлынул вперед, тесня англичан, левое крыло шотландцев, наоборот, отошло, и фланг королевского шелтрона оказался открытым для английских стрел.

Лучникам потребовалось всего несколько мгновений, чтобы сообразить, какое преимущество это сулит. Увлекшись преследованием врага на его разгромленном левом фланге, они и не подозревали, насколько близок к победе шотландский центр. И тут один из людей лорда Невилла осознал грозившую опасность.

– Лучники! – Его рев можно было отчетливо услышать на противоположном берегу реки Уир, в Дареме. – Лучники!

Стрелки бросили грабить мертвецов и схватились за луки.

И снова, подобно струнам гигантской арфы, басовито запели тетивы, посылая стрелы во фланг напиравших шотландцев. Шелтрон короля Давида оттеснил центральную баталию англичан назад и почти сломил их строй, прорываясь к знамени архиепископа, но тут на шотландцев посыпались стрелы, а следом за стрелами появились примчавшиеся с правого крыла ратники, вассалы лордов Перси и Невилла. Некоторые из них успели вскочить в седло и прискакали на огромных боевых скакунах, обученных вставать на дыбы, рвать противника зубами и лягаться окованными железом копытами. Лучники, побросав свои луки, снова устремились на всадников с топорами и мечами, а за ними на сей раз поспешили и женщины с обнаженными ножами.

Шотландский король, только что зарубивший какого-то англичанина, услышал леденящий душу крик своего знаменосца и, оглянувшись, увидел, как падает королевский стяг. Коню знаменосца подрубили подколенное сухожилие, а когда животное вместе со всадником рухнуло на землю, целая толпа английских лучников и ратников навалилась сверху. Знаменосец погиб, знамя оказалось в руках врагов, а самого Давида Брюса, ухватив за узду его коня, в последний момент вытащил из свалки королевский капеллан. Ближние шотландские воины, чертыхаясь, бросились наперерез рубившим их сплеча закованным в латы английским всадникам, чтобы своими телами прикрыть отход монарха. Король попытался было вернуться в бой, но капеллан силой направил его скакуна в сторону:

– Беги, государь! Спасайся!

Метавшиеся в испуге люди натыкались на королевского коня, который сам споткнулся о труп. Теперь англичане оказались у шотландцев в тылу, и король, осознав опасность, пустил в ход шпоры. Вражеский рыцарь, устремившись наперерез, замахнулся на него мечом, но Давид отбил удар и помчался дальше. Его армия распалась на группы отчаянных беглецов. Он увидел, как граф Ментейт пытается взобраться на коня, но тут английский лучник схватил лорда за ногу, стащил на землю, навалился на него и приставил нож к горлу. Лорд закричал, что сдается. Сдался англичанам и граф Файф, а граф Стартирн погиб. Граф Уитгаун еще сражался, но на него вовсю наседали двое английских рыцарей, чьи мечи молотили его стальные латы, как кузнечные молоты наковальню. Один из больших шотландских барабанов, уже пробитый и порванный, катился вниз, с глухим стуком подскакивая на камнях и постепенно набирая скорость на крутом склоне, пока не отскочил в сторону и не застрял между валунами.

Большое королевское знамя вместе со штандартами дюжины знатнейших шотландских лордов оказалось в руках англичан, а сами они, те, кто не погиб и не попал в плен, скакали на север. Лорд Роберт Стюарт, едва не одержавший в этот день победу, мчался прочь по восточному склону, тогда как король скакал по западному. Давид Второй гнался за тенью, ибо солнце уже опустилось ниже холмов, к которым он устремлялся, ища спасения. Почему-то в эти мгновения беглец думал не о проигранной битве, а о своей жене. Неужели она так и не забеременеет? Ему говорили, будто лорд Роберт нанял колдунью наложить заклятье на чрево королевы, чтобы трон перешел от Брюсов к Стюартам.

– Государь! Государь!

Чей-то крик оторвал короля от его мыслей, и он увидел группу уже спустившихся в долину английских лучников. Как это они его обошли? Натянув поводья, Давид наклонился вправо, чтобы помочь коню на повороте, но тут в грудь его скакуна ударила стрела. Один из его спутников вылетел из седла и покатился по усеянной острыми, рвавшими в клочья кольчугу камнями земле. Конь ржал от боли, из раны хлестала кровь. Другая стрела отскочила от заброшенного королем на спину щита, третья застряла в конской гриве. Конь хрипел, бег его замедлился.

Король ударил шпорами, но скакать быстрее его конь не мог. Давид сморщился, и от этой гримасы покрывшая его рану корка прорвалась и кровь хлынула из-под поднятого забрала на сюрко. Лошадь снова споткнулась. Увидев впереди речушку и переброшенный через нее каменный мостик, король успел мысленно подивиться тому, что кто-то додумался перебросить мост через столь жалкий ручей, но тут передние ноги скакуна подогнулись и Давид покатился по земле. Каким-то чудом он не оказался придавленным конем, не переломал костей, а вскочил и побежал к мосту, где его поджидали трое всадников, один из которых держал в поводу запасную лошадь.