Было такое и со мной. Одно утешает, что подобное не миновало выдающихся людей. Даже И. П. Павлов не был обойден клеветниками. Но к чести руководителей, они не стали звонить Ивану Петровичу и создавать комиссий, а послали клеветническое заявление ему самому с просьбой принять меры. Иван Петрович на одной из «сред» зачитал письмо, назвал фамилию клеветника и, обращаясь к нему, сказал: «КАК ЖЕ ЭТО ВЫ?!» И больше к этому вопросу не возвращался.

Операция — благо, поскольку она избавляет человека от мук или дарует ему жизнь. Однако при операциях почти неизбежен какой-то процент смертности. Пусть он не большой. Но он есть! И чем хирург опытнее и внимательнее, тем этот процент будет меньше.

Вопрос вопросов — правильный диагноз. Чем сложнее, опаснее заболевание, тем труднее поставить его точно. А он жизненно необходим! Вот почему врачи применяют самые различные, иногда очень сложные методы диагностики, лишь бы иметь перед операцией наиболее совершенный, твердый диагноз.

Многие наши сложные хирургические методы исследования несут в себе какую-то долю опасности. В их разработке и развитии — много славных страниц самопожертвования со стороны пионеров этого дела. Так, чтобы добиться тех успехов, что мы сейчас имеем при катетеризации сердца, врачи-экспериментаторы вначале испробовали этот метод на себе, доказывая его эффективность.., Постепенно, совершенствуясь, он действительно стал почти безопасным. Однако опять же «почти»! И задача каждого исследователя — исключить это «почти».

Один хирург, потеряв ребенка при катетеризации, спокойно сказал:

— Неприятно... Однако на столько-то исследований мы потеряли столько-то больных. Законный процент!

Я взорвался... Меня всегда глубоко возмущает такая философия. Этакий взгляд со стороны!

— Если бы в результате исследования погиб ваш собственный ребенок, считали бы, что тут законный процент?! — сказал я тому хирургу. — Остались бы так чудовищно спокойны? Сомневаюсь!..

Это тот самый случай, когда хирург относится к больному как к материалу. Душевная черствость, скудость чувств...

Хирургическая профессия исключительно сложна и специфична. Она требует от хирурга высокого гуманизма и чуткости не только в делах, но и в словах. Поэтому, обращаясь к молодым людям, раздумывающим о профессии для себя, я говорю: «Если у Вас жестокое сердце, если не чувствуете сострадания к больным — не идите в хирургию! Ибо здесь должны работать люди с повышенной отзывчивостью на человеческое горе!»,

Но люди с жестоким сердцем не должны работать не только хирургом, но и врачом вообще, ибо гуманизм — первая заповедь врача. Жестокосердные люди не должны быть учителями, они не могут занимать руководящих должностей, ибо от них будут страдать их подчиненные. По существу, люди с жестоким сердцем не должны работать ни в одном учреждении, где приходится иметь дело с людьми! Ни продавцом, ни кондуктором, ни — тем более — работником искусства, где вся работа с людьми и для людей.

У хирурга много обязанностей, больше, пожалуй, чем прав. И тем не менее в хирургию непрерывным потоком идет молодежь. Почему? Да потому, разумеется, что молодость с ее энтузиазмом, с ее стремлением ко всему честному и справедливому, с ее желанием содействовать всяческому оздоровлению мира — одна из величайших сил прогресса. И в хирургии всегда можно найти место для претворения в жизнь стремлений к добру и правде, даже фантастических, на первый взгляд, замыслов исцеления человека.

Хотя и жизнь, и труд хирурга тяжелы, усыпаны шипами, все же, по-моему, никакая другая профессия не может приносить столько душевного удовлетворения, как профессия хирурга! Что может сравниться со счастьем, которое испытываешь, победив в поединке смерть? Но я глубоко убеждён, что подлинным хирургом может стать только человек с благородным и добрым сердцем.