— И в его представлении, чтобы избавить мир от магии, нужно убить тебя?

— Меня и мне подобных.

Она быстро приспустила ленту, обнажив шрам.

— Он подвесил меня за шею, а сам со своими последователями принялся складывать костер у меня под ногами. Он просто обожает костры. Считает, что огонь очищает мир от волшебства, которым обладает человек, не дает магии существовать после смерти колдуна.

— Вечная история, — вздохнул Зедд. — Итак, тебе, судя по всему, удалось убедить его оставить тебя в покое?

— То, что он со мной сделал, стоило ему глаза, — улыбнулась она.

— Не скажу, что могу тебя винить.

— Это было давно.

Зедд решил сменить тему.

— Полагаю, ты слышала о войне с Имперским Орденом?

— Конечно. К нам прибыл представитель Ордена, чтобы обсудить это дело с нашими людьми.

— Что? — выпрямился Зедд. — У Ордена есть здесь люди?

— А о чем я тебе толкую? Кое-кто в правительстве внимательно прислушивается к словам Имперского Ордена. Боюсь, что Орден подкупает чем-то высшее руководство. И занимается этим довольно давно. — Наблюдая за Зеддом поверх чашки, она отпила глоток. Затем решилась рассказать больше. — Кое-кто подумывал отправить тайное послание Матери-Исповеднице попросить ее приехать и провести расследование.

— Пока шимы здесь, она точно так же лишена своего могущества, как мы с тобой. Пока шимов не изгонят, она ничем не сможет помочь в этом деле.

— Да, я понимаю, что ты имеешь в виду, — вздохнула Франка. — Лучше всего нам попытаться изгнать шимов.

— А пока суд да дело, возможно, местным следует самим заняться расследованием.

— Кто станет допрашивать сотрудников кабинета министра культуры?! — Она в сердцах плюхнула чашку на стол.

— Директора? — предложил Зедд.

— Может быть, — только и сказала она и принялась крутить чашку.

Поскольку Зедд молчал, Франка решила нарушить повисшую паузу.

— В Андерите, чтобы выжить, приходится делать то, что требуют.

— Конформисты есть везде. — Зедд устроился поудобней. — Ладно, в любом случае все это в конечном счете не будет иметь никакого значения. Андериту придется сдаться Ричарду и новой Д'Харианской империи, которую он устанавливает, чтобы противостоять нашествию Имперского Ордена. — Зедд отхлебнул чай. — Я упоминал, что он еще и Искатель Истины?

— Нет, это ты как-то упустил, — подняла глаза Франка.

— Ричард не позволит Андериту и дальше жить так, как сейчас тут, кажется, позволяют, — под властью коррумпированных чиновников, заигрывающих с Имперским Орденом. Они с Матерью-Исповедницей быстро положат конец столь опасным тайным планам. Это и есть одна из причин, по которым он был вынужден захватить власть.

Он намерен упрочить власть честными и справедливыми законами.

— Справедливые законы, — произнесла она, как будто это была детская мечта. — У нас процветающая страна, Зедд. Андерцы живут очень хорошо. Если бы к Имперскому Ордену прислушивались хакенцы, я бы еще могла это понять. У них хотя бы есть повод. Но это ведь андерцы слушают Орден, а у власти именно они.

Зедд изучал налитый в чашку чай.

— Ничто так не раздражает людей, как свобода других. В точности как приспешники Серина Раяка ненавидят тех, кто обладает магией, так и правящая элита — или те, кто ею может стать, — ненавидят свободу. Их радует лишь вечное несчастье других. — Зедд решил, что с этой малоприятной темой пора кончать. — Итак, Франка, у тебя есть муж, или у красивых мужчин есть еще возможность за тобой поухаживать?

Франка, прежде чем ответить, улыбнулась каким-то своим мыслям.

— Мое сердце принадлежит одному мужчине...

— Рад за тебя, — потрепал ей руку Зедд. Улыбка исчезла, и она покачала головой.

— Нет. Он женат. Я не могу допустить, чтобы он знал о моих чувствах. Я бы возненавидела себя, если бы хоть как-то дала ему повод решить вдруг расстаться со своей красивой женой ради стареющего синего чулка вроде меня. Он и догадываться не должен ни о чем.

— Мне очень жаль, Франка, — ласково посочувствовал Зедд. — Жизнь — или, следует сказать, любовь — иногда кажется очень несправедливой штукой. Во всяком случае, может казаться таковой сейчас, но в один прекрасный день...

Франка жестом отмахнулась от темы (скорее для себя, чем для него, подумалось Зедду) и посмотрела ему в глаза.

— Зедд, я польщена, что ты пришел ко мне — что ты вообще вспомнил о моем существовании, — но с чего ты взял, что я смогу тебе помочь? Ты гораздо более могуществен, чем я. По крайней мере был.

— Честно говоря, я пришел просить тебя вовсе не о той помощи, что ты подумала. Я приехал сюда потому, что, будучи еще молодым волшебником, узнал, что здесь захоронены шимы. В Тоскле, которую нынче называют Андеритом.

— Правда? Никогда об этом не слышала. И где же в Андерите они захоронены?

— Я надеялся, может, тебе известно, — развел руками Зедд. — Ты единственный человек, которого я здесь знаю, потому-то к тебе и пришел. Мне нужна помощь.

— Извини, Зедд, но я понятия не имела, что шимы захоронены здесь. — Она снова взяла чашку и отпила глоток. — Однако если, как ты говоришь, шимы не могут добраться до души твоего внука, они в конце концов сами уйдут обратно, в мир мертвых. Возможно, нам и не нужно ничего делать. Вопрос решится сам собой.

— Да, такая надежда есть, но следует помнить о сущности Подземного мира.

— То есть?

Зедд постучал по внешнему кругу выложенной на столе Благодати.

— Вот отсюда начинается Подземный мир, где жизнь прекращается. — Он провел ладонью вдоль стола, указав на край. — Дальше простирается вечность. Поскольку Подземный мир вечен, время там значения не имеет. Возможно, он начинается, когда мы переходим грань, но конца у него нет, Поэтому концепция времени там отсутствует как таковая. Только здесь, в мире живых, где время определено и имеет начало и конец, исходя из определенных точек отсчета, оно имеет значение. Шимы были вызваны из безвременья и черпают свою мощь оттуда, поэтому времени для них не существует. Может, это и правда, что, не заполучив душу, на помощь которой пришли, они уйдут обратно. Однако, будучи творениями, не ведающими понятия времени, они выжидают в надежде, что им повезет, или же просто развлекаются, сея смерть и разрушение, и время пребывания здесь кажется им лишь мгновением. Только вот то, что для них мгновение, может оказаться миллионом лет по нашим меркам. Или десятью миллионами. А для них — лишь краткий миг. Особенно если учесть, что души у них нет и — по сути — по-настоящему жить они не могут.

Франка ловила каждое слово, явно изголодавшись по беседам, доступным лишь избранным.