Авелан, должно быть, помня о пророческом письме Макарова, полученном накануне внезапного нападения японских миноносцев на порт-артурскую эскадру[9], быстро соглашался с доводами Рожественского, отчаянно торгуясь, однако, по каждому пункту.

Для срочной доставки к эскадре всех необходимых грузов было решено использовать быстроходные транспорты «Березань» и «Днестр», служившие учебными кораблями. Параллельно с погрузочными работами с них было снято все вооружение для беспрепятственного преодоления турецких проливов. К 20 января их погрузка была закончена, и они немедленно двинулись в Нуси-Бе. «Алмаз» на последнем переходе большую часть пути шел на больших ходах и совершенно расшатал свои машины и посадил котлы, поэтому его пришлось оставить, и к своей эскадре Рожественский возвращался как купец, а не как адмирал. За ним следом шли еще шесть угольщиков, имевших предписание ждать в Шанхае и подчиняться лишь распоряжениям самого командующего второй тихоокеанской эскадрой[10].

Несмотря на соблюдение всех предосторожностей, англичане, хоть и с опозданием, узнали об отправке боеприпасов из Севастополя. Форсировавшие проливы на двое суток позже угольные транспорты были остановлены их крейсерами и отпущены только после тщательнейшего досмотра, продолжавшегося больше трех суток. За это время Рожественский уже прошел Суэцкий канал и вышел в Красное море. 4 февраля оба ведомых им транспорта благополучно соединились с эскадрой, а произошло это при следующих обстоятельствах.

Корабли приближались к стоянке русского флота на рассвете, держа полный ход. Не дойдя до рейда около пяти миль, транспорты были встречены двумя дозорными катерами, передавшими фонарем требование изменить курс или остановиться для досмотра. То ли их сигнал не был замечен, то ли его попросту проигнорировали, – шутка ли, адмирал на борту, – в общем, эту мелочь даже не удостоили ответом.

Но катерники были настроены весьма решительно. Прежде чем оба транспорта проскочили мимо, с катеров грохнули предупредительные выстрелы боевыми снарядами под нос, для убедительности усиленные короткой пулеметной очередью в воздух. Одновременно был передан сигнал: «Остановитесь, или будете потоплены!» Перепуганные пароходы тут же застопорили машины, а катера приблизились к ним. Причем первый катер сразу же подошел к головному транспорту и высадил на него офицера и двух матросов с карабинами, тут же отвалив от борта и наведя свою пушчонку и пулемет на мостик, в то время как второй занял позицию в полукабельтове и держал транспорт на прицеле минного аппарата, 47-миллиметровой пушки и пулемета. При этом матросы имели самый невозмутимый и решительный вид, абсолютно не обращая внимания на отборные матюги, сыпавшиеся с палуб кораблей, и поднятый на головном транспорте, после суетливых поисков, сигнал «имею на борту адмирала».

Лишь после того, как поднявшийся на палубу головного транспорта офицер передал условный сигнал и приказ «подойти к борту ближе», катера осторожно приблизились и остановились метрах в тридцати, подрабатывая машинами и по-прежнему не сводя с надстройки стволы пушек и пулеметов.

В этот момент на крыле ходового мостика показался сначала катерный офицер, а сразу же за ним вышел сам ВИЦЕ-АДМИРАЛ РОЖЕСТВЕНСКИЙ. Его высокую худощавую фигуру все узнали сразу. На лице не было и следа от той болезненности, что запомнилась всем после последнего адмиральского смотра.

Матросы, при столь неожиданном появлении своего командующего, отскочили от пушек как черт от ладана и вытянулись во фрунт. Зиновий Петрович оглядел оба катера, бросил взгляд в сторону нашей якорной стоянки, откуда уже спешили два дежурных миноносца с «Жемчугом» во главе, после чего взял под козырек и сказал через мегафон, чтобы всем слышно было: «Благодарю за службу!»

С катеров грянул нестройный ответ еще не пришедших в себя матросов. После чего, забрав досмотровую партию, катера вернулись к патрулированию, а транспорты, передав по беспроволочному телеграфу и фонарем личный позывной Рожественского, двинулись к рейду.

Пожилой комендор с «Осляби», приписанный к одному из катеров, сказал, блеснув знанием светской жизни:

– Должно, в санаторию ездил! – И кивнул в сторону удаляющихся транспортов. – Вишь как помолодел-то! – И вытер рукавом форменки крупные капли пота со лба.

На эскадре командующего ждал приятный сюрприз. За время его черноморского вояжа все недоразумения с Гамбургско-Американской компанией были разрешены усилиями чиновников из Петербурга, и теперь её угольщикам предписывалось сопровождать эскадру, подчиняясь всем требованиям Зиновия Петровича Рожественского. Кроме того, отряд Добротворского уже присоединился к эскадре и включился в полной мере в боевую подготовку. По старому знакомству[11], Рожественский пригласил капитана первого ранга Добротворского к себе на ужин, где тот предоставил ему собственные планы построения эскадры в бою.

На следующий день, после прибытия, командующий заслушивал доклад штаба и флагманов о проделанной в его отсутствие работе. Все было в порядке. Никаких происшествий не случилось. Учеба экипажей и офицеров шла по утвержденному расписанию. Ремонт машины на «Бородино» закончили две недели назад и провели ходовые испытания. При этом броненосец разогнался до 17 узлов, имея на борту полный запас угля и воды. И это, по утверждению стармеха броненосца, был не предел. Просто побоялись посадить машины раньше времени. Судя по запасу пара, можно было выжать еще с полузла, а то и больше. За месяц с небольшим корабли шесть раз выходили в море на маневры с обязательными стрельбами[12]. Дважды практиковались в централизованной стрельбе отрядами на дальность до 50 кабельтовых, но хорошими результаты этих стрельб назвать пока было нельзя. Несмотря на полигонные условия, очень быстро терялась пристрелка при движении кораблей, кроме того, требовалось вести отряд плотно сомкнутым строем, что пока еще не удавалось.

Трижды были проведены и ночные стрельбы. Причем первые закончились очень быстро, так как выяснилось, что вспышки выстрелов крупнее 75 миллиметров слепят всех, кто находится на палубе, и о прицельной стрельбе уже не может быть и речи. Тогда кто-то из молодых лейтенантов полушутя предложил закрывать глаза при выстреле, что и было опробовано на следующую ночь. Стреляли только залпами по сигналу корабельной сирены, плотно зажмуриваясь. В результате удавалось даже различать всплески падений своих снарядов при рассеянном свете звезд и малой луне. Хотя, конечно, своя специфика у ночного прицеливания была.