– Позволь тебе напомнить, мошенник, – сказалд’Артаньян, – что и мушкетеры, и граф Рошфор далеко отсюда… а значит, я-тодоберусь до тебя первым, уж будь уверен… То, что останется от твоей гостиницы,от этого притона, где грабят благородных путешественников, нужно будет,думается мне, переименовать. Лучше всего будет звучать «Трактирщик на вертеле».Как тебе?

Судя по лицу хозяина, подобная перспектива не вызвала у негони понимания, ни энтузиазма. Окончательно уничтоженный, он торчал посредикомнаты, бормоча:

– Ваша светлость, ваше сиятельство… Должно быть,вывалились в суматохе… Я сейчас всех подниму на ноги…

– И немедленно! – заорал д’Артаньян, собравостаток сил.

Примерно через четверть часа в дверь бочком-бочком вошелПланше и доложил с опаской:

– Сударь, этот бедолага, я о нашем гостеприимномхозяине, собрался было вешаться, но я его отговорил…

– И зря, Планше, и зря… – откликнулся д’Артаньян,уже поостыв, но все еще пребывая в сквернейшем расположении духа. – Вконце концов, «Трактирщик на веревке» ничем не хуже «Трактирщика на вертеле»,сдается мне…

– Простите, сударь?

– Пустяки, это я о своем… – сказалд’Артаньян. – Что же, они так и не нашли моих писем?

– До сих пор ищут, сударь, – сказал Планше. –Хозяин поднял на ноги всех, кого только мог, вплоть до конюшенного сторожа иповарят… Только я сильно сомневаюсь, что ваши письма найдутся…

– Почему? – насторожился д’Артаньян.

Планше подошел к постели и понизил голос:

– Я тут перекинулся парой слов с прислугой… Из тех, укого глаз позорче и смекалки побольше… Они мне рассказали интересные вещи,сударь. Когда вашу милость понесли сюда и в обеденном зале никого не осталось,а ваши вещи там по-прежнему валялись, всеми в суматохе забытые, туда зашли этидва прохвоста, Гримо и Мушкетон.

– Это еще кто такие?

– Слуги тех двух мушкетеров, ваша милость.

– Гримо, Гримо… – припомнил д’Артаньян, борясь сголовной болью. – Да, именно так его называл Атос…

– Вот именно, сударь. Гримо – этот тот субъект спостной рожей святоши и хитрющими глазами. А второй, Мушкетон, – толстыйтакой нормандец, очень даже представительный для слуги… Клодина говорит, онитам пробыли несколько минут… А знаете, что самое интересное? Когда они,наконец, вышли, тот, который Мушкетон, сказал тому, который Гримо, с гнуснойтакой усмешечкой: «Знаешь, приятель, я не дворянин, да и ты тоже, так что с наси взятки гладки, да и спроса никакого. Хороший слуга должен всегда ухватитьмысль господина, а то и взять на себя то, что господину проделать – противчести…» А потом добавил: «Никто и не заметит – бешеный гасконец валяетсянаверху, а его слуга слишком тупой…» Тогда-то Клодина не поняла, в чем дело, ноя, как только услышал, сразу догадался. Понимаете?

– Чего же тут не понять? – уныло вздохнулд’Артаньян. – Они решили узнать, кто я такой, посмотреть, не сыщется ли вмоих вещах чего-то для них интересного… Дворянин не мог опуститься до такой низости,как воровство бумаг, зато слуга…

– Вот то-то, – печально подхватил Планше. –Если я правильно все понимаю, то потом будет вовсе не унизительно длядворянской чести, если господин поинтересуется, что там за бумаги таскает вкармане его слуга…

– Пожалуй, – согласился д’Артаньян.

– «Его слуга слишком тупой»! – яростно повторилПланше. – Ну, если нам доведется свидеться, я им постараюсь растолковать,что они насчет меня крепенько заблуждались…

– Будь уверен, любезный Планше, – сказалд’Артаньян, надеясь, что ему удалось в точности повторить хищную ухмылкуРошфора. – Я приложу все силы, чтобы встретиться еще разок с этимигосподами. Где господин, там и слуга, так что у тебя будет шанс… Ну что же тутподелаешь, если догнать их мы не в состоянии? Иди, пожалуй что, на кухню испроси все, что нужно для приготовления бальзама, будем лечиться по-настоящему,без аптеки этого коновала…

Так и осталось загадкой, что именно помогло д’Артаньянуполностью оправиться и встать на ноги уже через два дня, – то ли юношескоездоровье, то ли волшебный бальзам цыганского происхождения, то ли полноеотсутствие лекарей поблизости. Быть может, все вместе. Как бы там ни было,через два дня он пустился в путь, сопровождаемый Планше на муле (хозяин «Вольногомельника» проводил его до ворот самым почтительным образом, но с нескрываемымоблегчением, явно опасаясь исполнения хотя бы половины прозвучавших в его адрессо всех сторон нешуточных угроз).

Путь до Парижа был совершенно не отягощен какими-либостычками и, откровенно говоря, даже скучен. Точности ради следует предположить:так, очень может быть, произошло оттого, что в ножнах нашего гасконца покоилсявместо шпаги жалкий обломок клинка, с которым даже самый отчаянный беарнскийзадира не рискнул бы ввязываться в схватку.

В Париж д’Артаньян въехал через предместье Сен-Антуан, где ибыл вынужден остановиться совершенно вопреки первоначальным замыслам. Дело втом, что он неожиданно столкнулся с новым противником, неведомым в Гаскони,мало того – с противником многочисленным и непобедимым…

Противник этот был – парижские уличные мальчишки, весь белыйдень болтавшиеся под открытым небом в поисках зрелищ и объектов для издевок. Свеличайшим прискорбием следует поведать, что наш гасконец – а точнее говоря,его незаурядный мерин – моментально сделался как первым, так и вторым. Делодошло до того, что вслед нашему герою были пропеты импровизированные куплеты,быть может, и уступавшие строфам великого Ронсара или Клемана Маро, но, должнопризнать, исполненные язвительного остроумия, хотя рифмы и хромали, аколичество слогов в строках вряд ли соответствовало тогдашним строгим правиламстихосложения.

Что еще хуже, мальчишки служили лишь, пользуясь военнымитерминами, запальным шнуром – ибо привлекали внимание своей суетой и воплямиуже вполне взрослых парижских зевак самого неблагородного происхождения, противкоторых не годилось обнажать шпагу (которой, собственно говоря, и не было), апопытки воздействовать на них с помощью кулаков ввиду многочисленности зевакнеминуемо привели бы к повторению недавних событий на дворе «Вольногомельника», причем в неизмеримо более опасных масштабах. Д’Артаньян очень быстроуяснил как это, так и то, что дальнейшее его продвижение по парижским улицам нажелтой лошади приведет исключительно к тому, что следом за ним потянетсямноголюднейшая процессия, отнюдь не похожая на свиту древнеримскихтриумфаторов…

Последние события уже несколько поубавили у гасконцабезраcсудной бравады, и он начал понимать, что, кроме лихих выпадов шпагой, вжизни существуют еще такие вещи, как тщательно обмысленные военные хитрости. Апосему он, величайшим усилием воли проигнорировав раздававшиеся за спинойкуплеты и шуточки, свернул в ворота первого же попавшегося на дороге постоялогодвора.