на меня выпрыгнул уже не Эрик. Слов не подберешь, чтобы хоть как-то описать то, что я испытал. Я испугался, но будто бы смог мысленно передать страх Гале. И она побежала прочь по тропинке к речке. Я решил еще раз передать свой страх, но уже Вале, и снова получилось, и уже Валя бежала вслед за Галей. На самом деле в этот момент их напугал затаившийся Артур. Какой он проказник, этот Артур! Но это так совпало с моим внушением страха, что я поверил. А за деревом все стоял тот выпрыгнувший на меня цветок розы с зубами и улыбался, смеясь над моими друзьями. Позже земля под ногами стала расшатываться, как волны воды. И я будто бы шел по воде то приседая, то подпрыгивая. Я знал, что Эрик тоже принял орехов, правда граммов шесть. И он все не затыкался и говорил о какой-то пижаме его сестры, в которую он насрал в детстве. Я же шел и боролся с сушняком: он будто вытеснял всю воду из моего организма, а мое горло было пересохшим колодцем.

Дойдя наконец-то до речки, до места назначения, я увидел, что на деревянной лавочке, возле деревянного стола, сидят четверо: Галя, Валя, Артур, Эрик. Стойте-ка, я же только что шел и говорил с Эриком. Я обернулся и посмотрел в сторону где, по моему мнению, должен был стоять Эрик и говорить про обосранную пижаму сестры. «Какие же противные разговоры он ведет» – подумал я, о таком мог бы и молчать. На месте моего друга стоял цветок розы и улыбался мне. Я уже чуть больше испугался и повернулся рассказать о нем ребятам. Я посмотрел на лавочку, и там некого не было. Мои глаза налились ужасом и слезами. И тут этот тихий голос, с того места, где должен был стоять Эрик.

– А твоих друзей тут нет.

Я повернулся обратно на голос, а розовый цветок все так же стоял и улыбался.

– Где же они? – спросил я так же тихо, как говорил цветок.

– Они в бане. Ты не помнишь?

– Нет, не помню, – трясущимся голосом сказал я.

– Они выгнали тебя, когда ты стал щупать Валин зад.

– Ой-ой.

Я говорил и вздыхал так, будто у меня был приступ инфаркта. Я снова огляделся и доказал себе, что я реально один. В ужасе и быстрыми шагами, иногда переходя на бег, я шел обратно. Темнота в этом лесу была такая, будто бы меня завернули в черный шерстяной носок, перед этим выколов мне глаза. Она обволакивала, и затылок моей головы потихоньку пронизывал страх. Я бежал и оборачивался каждые пять метров. Цветок всегда бежал за мной, улыбаясь. Потом я увидел, как все ребята бегут за мной. Потом, как они бегут за мной на громадных тараканах. Потом снова остался один цветок и я почти выбежал из леса к огромному уличному фонарю. Я закурил сигарету, сердце колотилось бешено. Я увидел, что из моего кармана выпирает бутылка водки. Я решил выпить, сбить сушняк, пускай меня даже стошнит. Я выпил, меня не стошнило. Сделал пару вдохов сигареты и закрыл глаза, розовый цветок все так же стоял у меня перед глазами.

Я открыл глаза и не увидел уличного фонаря, я огляделся, почувствовал, что я сижу. Нащупал перед собой стол, услышал звук реки. Глаза адаптировались к темноте. Я сидел в лесу, в точке, куда мы шли с воображаемыми ребятами и откуда я только что убежал. Я был в еще большем ужасе, передо мной стоял пузырь водки и полбутылки запивки той самой газировки. Я был в шоке. Я выпил еще водки, покурил, закрыл глаза, чтобы увидеть не меняется ли реальность. Может я вообще сижу в бане? Оказалось, нет. Сейчас была реальность, я сидел один посреди леса в четыре часа ночи. Орешки я закинул в шесть вечера, меня колбасило девять часов. Хлеще молочище, да и вообще всего, что я когда-либо пробовал.

Больше этих мускатных маленьких чудовищ я не ел, но даже спустя пару лет после инцидента я иногда видел этот цветок розы. Я догадывался, что мой мозг не слабо так пострадал: сначала передоз молоком, потом передоз орехами, и все это в короткий срок. Но со временем я все-таки отошел от легкодоступных наркотиков. Правда, через пару недель после орехов я спокойно шел с друзьями по улице, когда это началось. Меня абсолютно не заслужено снова накрыло. Я очень испугался, пускай приход и был пару минут. Тогда я первый раз понял, что мой мозг имеет свойства играться со мной. Минут через пять я выбрался из леса к огромному фонарю и выпил остаток водки. Закурил сигарету и удивился, что может проецировать мой разум в порыве наркотического опьянения. Он полностью воссоздал улицу и этот фонарь, а еще друзей и их поведение. И даже эту историю Эрика с обосранной пижамой сестры.

Я задумался еще тогда, стоя у фонаря, закуривая сигарету. Не моя ли эта история на самом деле? Нет, ничего такого я не делал, ну или не помнил. Тогда пришло осознание своей испорченности – почему мозг выдал мне такой глюк, ужасный и мерзкий? Как он вообще такое мог придумать? Домой я пришел в шесть часов утра, мама уже не спала. Я помню, как спрашивал у нее, не срал ли я в чью-либо пижаму. Она ответила, что только в свою. Это означало, что мой мозг все-таки выдумал это.

Хотелось спать, но я пошел в школу, и директор снова запер меня одного в холодном кабинете. Отца он не стал вызывать, потому что видел, как мой батя поставлено бьет двойку. Поэтому, немного придя в себя, меня отпустили и я пошел на уроки. Мне было очень плохо, потолки ходили волнами. Меня даже трясло моментами, как алконафта подзаборного. Я держался одной рукой за свою ляжку, другой за Ксюшину. Вы спросите почему я в таком состоянии не остался дома. Потому что я страстно желал увидеть свою Лену. И я дождался. Вся школа была оповещена, что я снова пришел на занятия в не подобающем виде. И Лена сама ко мне пришла. Она явно злилась на меня, но я тогда замечал только красоту черных глаз. Мы недолго разговаривали и я попросил ее о встрече, она любезно и очень податливо согласилась, поцеловав меня прям у всех на виду. Я не удивился и попросил ее о том, чтобы она дала мне телефон на урок, послушать музыку. Она согласилась, а я