Когда в период осенней уборки листьев[3] был похищен сын сенатора Маккоя, я поняла, что мне выпал уникальный шанс стать величайшим экстрасенсом всех времен. В конце концов, кто мог лучше удостоверить подлинность моего Дара, как не политик, который вот-вот включится в гонку за президентское кресло? Мне уже представлялось, что Маккой создает Департамент паранормальных явлений со мной во главе; виделось, как я покупаю симпатичный особнячок в Джорджтауне. Нужно только убедить его – человека, за каждым шагом которого пристально следила общественность: я действительно могу оказаться ему полезной, и при этом избиратели не поднимут его на смех.

Маккой уже задействовал все свои связи, чтобы организовать поиски сына в масштабе страны, но результатов это не дало. Я понимала: шансы на то, что сенатор придет на мое шоу и позволит мне сделать предсказание, просто ничтожны. Поэтому я использовала оружие из собственного арсенала – связалась с женой губернатора штата Мэн, дочь которого уже поправлялась от болезни. Не знаю, что она сказала супруге сенатора Маккоя, но это сработало, поскольку со мной тут же связались его люди, а остальное уже было, как говорится, делом техники.

Когда я была маленькой и не могла точно определить разницу между призраками и живыми людьми, то просто считала всех и каждого способными что-нибудь мне сообщить. Став знаменитой, я научилась виртуозно различать два мира, но стала слишком самонадеянной, чтобы прислушиваться.

Не стоило мне так заноситься. Не нужно было полагать, что мои духи-проводники будут являться по первому зову. В тот день на телешоу, сказав Маккоям, что их сын явился мне в видении живым и невредимым, я солгала.

Никакого озарения свыше не было. А грезилась мне только очередная церемония вручения «Эмми».

Я привыкла, что Люсинда и Десмонд прикрывают мою задницу, и, когда Маккой сел напротив меня и камеры заработали, я ждала: сейчас услышу от них что-нибудь о похищении. Люсинда вложила в мою голову мысль про Окалу, однако Десмонд велел ей помалкивать, и после этого мои «опекуны» больше ничего не сказали. Поэтому я сымпровизировала и сообщила Маккоям – и всем телезрителям – то, что они хотели услышать.

И все мы знаем, как обернулось дело.

После этого случая я стала жить затворницей. Не появлялась на телевидении и радио, где мои критики отрывались по полной. Отказывалась разговаривать с продюсерами и с Клео. Я испытала унижение, но хуже того – причинила боль родителям, которые и так уже были раздавлены горем; я вселила в них надежду и отобрала ее.

Я винила во всем Десмонда. И когда он наконец притащился ко мне, полный сожалений и раскаяния, велела ему убираться и прихватить с собой Люсинду, потому что не хотела больше с ними разговаривать, вообще никогда.

Бойтесь своих желаний.

Постепенно скандал вокруг меня утих, СМИ переключились на другие сенсации, и я вернулась в свое телешоу. Однако мои духи-проводники сделали именно то, о чем их просили, и я осталась наедине с собой. Отныне все мои предсказания оказывались ошеломляюще неверными. Я утратила уверенность в себе и в конце концов потеряла всё.

Кроме опыта работы официанткой и экстрасенсом, никакой другой квалификации у меня не было. Так я обнаружила, что опустилась до положения тех, над кем когда-то насмехалась. Я стала болотной ведьмой, которая устанавливает шатер на деревенской ярмарке и вешает листовки со своей рекламой на доски объявлений в надежде привлечь случайного отчаявшегося клиента.

Прошло больше десяти лет с тех пор, как меня посещало настоящее, словно бы пробивающее электрическим разрядом экстрасенсорное откровение, но я все еще могла худо-бедно сводить концы с концами благодаря людям вроде миссис Лэнгхэм, которая приходила раз в неделю, пытаясь пообщаться со своим покойным супругом Бертом. Причина, по которой клиенты продолжают посещать меня, такова: оказалось, что я способна выдавать фальшивые предсказания не хуже, чем когда-то делала настоящие. Это так называемая техника холодного чтения, целиком основанная на языке тела, визуальных подсказках и нескольких старомодных приемах по выуживанию из человека информации. Основные посылы таковы: люди, которые хотят услышать предсказание экстрасенса, мотивированы на то, чтобы сеанс прошел успешно, особенно если намерены пообщаться с кем-то умершим. Они жаждут получить информацию так же сильно, как я хочу оказаться способной им ее предоставить. Вот почему хорошо проведенное холодное чтение гораздо больше говорит о клиенте, чем о болотной ведьме. Я могу выдать целый поток всякой бессвязной чепухи: «Тетя, весна, что-то связанное с водой, какое-то имя на букву „С“ (Сара или, может быть, Салли?)… И еще я вижу какой-то текст – возможно, это письмо или книга». Всегда есть шанс, что посетительница отреагирует по крайней мере на одно из произнесенных слов, отчаянно пытаясь уяснить себе его значение. Единственная задействованная здесь сверхъестественная сила – это присущая всем людям способность находить смысловые связи в случайных деталях. Мы являемся удивительными существами, которые видят образ Девы Марии в стволе дерева с обрубленными ветвями, могут обнаружить Бога в изгибе радуги или услышать слова «Пол мертв», когда песню «Битлз» проигрывают задом наперед. Затейливый человеческий ум, извлекающий смыслы из бессмыслицы, отличается в том числе и способностью верить предсказаниям нечистых на руку экстрасенсов.

Как же я играю в эту игру? Все хорошие гадалки – неплохие психологи и детективы. Я слежу за тем, какое влияние оказывают на клиентов мои слова: подмечаю расширившиеся зрачки, учащенное дыхание. Я закладываю в почву семена, тщательно подбирая выражения. Например, могу сказать миссис Лэнгхэм: «Сегодня я подарю вам важное воспоминание…» – после чего начинаю говорить о праздниках, и, глядишь, оказывается, что именно об этом она и думает. Слово «подарю» уже засело у нее в мозгу и маячит в глубине сознания, так что понимает она это или нет, но я подтолкнула женщину к мыслям о том времени, когда ей что-то дарили, а значит, она вспоминает день рождения или, может быть, Рождество. В результате у нее создается впечатление, что я и впрямь ясновидящая.

Я отмечаю проблески разочарования, когда произношу нечто, не имеющее для клиента смысла, и понимаю: тут нужно сдать назад и двигаться в другом направлении. Присматриваюсь к тому, во что человек одет, как он говорит, и делаю выводы о его происхождении и воспитании. Задаю вопросы, и в половине случаев собеседник сам дает ответ, которого я жду.

«Я вижу букву „Б“… Имя вашего деда начиналось с нее?»

«Нет… Может быть, это „П“? Моего деда звали Пол».

Очко в мою пользу!

Если же от клиента не удается получить достаточно сведений, у меня есть два варианта. Первый – сообщить ему что-нибудь хорошее. Я придумываю послание от покойного, которое хотел бы услышать любой здравомыслящий человек, например: «Ваш дедушка просил передать, что он покоится в мире и желает вам тоже обрести душевное равновесие и ни о чем не тревожиться». Второй вариант – это метод Барнума[4]: я отпускаю комментарий, который подходит для девяноста девяти процентов людей, но каждый может интерпретировать его по-своему. «Ваш дедушка знает, что вы всегда принимаете решения обдуманно, но ему кажется, что на этот раз вы поспешили». Засим я откидываюсь в кресле назад и, образно выражаясь, позволяю клиенту выпустить для меня побольше веревки, по которой я смогу забираться дальше. Вы удивитесь, как велика у людей потребность заполнять паузы и пробелы в разговоре.