Внутренность скафа «отпустила» тело, очки, маска, наушники отошли, и Санёк снова обрел зрение и слух. Нормальное зрение и нормальный слух. Санёк с удовольствием вдохнул и выдохнул, освобождая легкие от гари. Надо же! Не поленились встроить этакую штуку в дыхательный аппарат.

– Вылезай, хобо! Чего разлегся! – услыхал Санёк резкий голос инструкторши-азиатки.

Санёк вылез, потянулся, прислушиваясь к ощущениям. Ощущения были классные. И никаких травм.

– Это всё? – не без надежды поинтересовался он у девушки.

– Плати – и развлекайся дальше, – проворчала азиатка. – А сейчас марш в душ! Твоя шкура нужна другому! – И уже вдогонку: – А ты ничего… Шустрый.

Покинул обучающий центр Санёк изрядно охреневшим. Пережитое на тренажере казалось абсолютно реальным. Включая и выстрел из загадочного оружия, который сшиб Санька во время полета. Очень яркие ощущения.

И всё-таки у Санька не было острого желания повторить. Круто, да. Бесспорно. Но был в этом какой-то подвох… Вспомнился анекдот о пейнтбольном поле рядом с парашютной вышкой. И объявление: «Стрельба по парашютистам карается штрафом в пятьсот рублей».

Вот оно. Ощущение себя мишенькой-парашютистом. Одни прыгают, другие бабахают…

Гучко ждал Санька на выходе.

– Где ты шлялся? – бросил он раздраженно, и у Санька сразу пропала охота рассказывать о том, что он узнал. – Двигай поршнями, время оплачено! Моим баблом!

У Юрия Игоревича были причины для недовольства. Давно уже его так не унижали. Тут вообще всё было неправильно. Правильно же – это когда стоит Гучко нахмурить брови, и всякую шушеру враз на дрожь пробивает. Гучко всегда был крут. Крут и страшен. Люди чувствовали в нем зверя – и боялись. Мужики – сразу в слив. А бабы… Многие бабы от этого чуть ли не кончали. Словом, если взгляд Гучко падал на телку, это уже без вариантов. Особенно позже, когда к физической силе прибавилась сначала поддержка братвы, а потом – серьезное бабло. И если среди мужиков еще попадались такие, что не робели перед нахмуренным Юрием Игоревичем, – тот же Фёдрыч, к примеру, – то бабы все как одна мочили штанишки. В хорошем смысле этого слова.

А тут Юрия Игоревича за каких-то полдня уже дважды опустили. Сначала «сиськи» на базаре, потом блондинистая шлюха в здешнем кабаке. Запросто так, будто Гучко – не конкретный мужик при силе и бабках, а какое-то мелкое чмо. И что еще более обидно – в этом была какая-то дикая логика. Вот та же блонда… Чего ей бояться, если на крутом бедре у нее – ствол. Причем с первого взгляда – по обмотанной лентой рукояти, потертой кобуре – уже понятно, что не пугач, а конкретно рабочая плетка. И кто она по ту сторону скал – опять-таки непонятно. Может – жена какого-нить президентского кореша. Или сама, типа, кореш… А если так, то грозный вид и внушительные габариты Гучко – сразу пролетают мимо кассы. Чисто по уровню. Как сказал один из старших в те времена, когда Юра Гучко, молодой и резкий пацан, кошмарил коммерсов на «Юноне»: «В большого человека попасть проще».

Хотелось дать кому-нибудь в рыло. Вот хотя бы сопляку этому с восторженно выпученными глазищами. Но Гучко понимал: сопляк не при делах. За что его бить? Ничего! Гучко всегда поднимался. Поднимется и здесь. Потому что по жизни не только кулаки решают, кто круче, но и характер. А характер, особенно такой, как у Гучко, не спрячешь и не пропьешь. Он свое возьмет.

И еще: Гучко нюхалкой чуял: здесь заваривается нечто особенное. Типа не для всех, а только для самых крутых. Может, этот тур – не развлекуха очередная, а конкретный шанс. Вроде как в баньке с Сечиным оказаться. Там, в Питере, Гучко знал: он достиг своего жизненного потолка. А вдруг отсюда можно и повыше вскарабкаться? От таких мыслей Гучко сразу взбодрился и повеселел.

Хохочущая компания человек из десяти: парней и девушек, одетых с тропической пестротой и тропической же легкостью – высыпала на улицу, закружилась хороводом… Кто-то чмокнул Санька в губы, обдав цветочным ароматом, кто-то накинул на Фёдрыча «косу» синих и белых цветов…

– С днем рождения, Маленькая Смерть! – дружно завопили все сразу, и девушка с черными распущенными волосами с визгом взлетела вверх на добрых полтора метра. И еще …

Остальные – хлопали в ладоши и считали:

– …два… три… четыре…

Санёк тоже захлопал.

– …Одиннадцать… Двадцать шесть! Ура!!!

Саньку сунули в руку бумажный стаканчик с вином, тоже цветочным, судя по запаху. Поднесшая его девушка обняла Санька, прошептала ему в ухо пьяно и жарко:

– Я – Любка Белая из Добрых Чистильщиков. Заглянешь к мертвякам – спроси. Меня на Зоне все знают…

– Классные телки, – причмокнул Гучко. – Ядреные, эх!

– Ты лучше на другое глянь, – проворчал майор. – На тех пацанов, к примеру.

– А что пацаны? Чё за намеки, Фёдрыч? Это типа я – кто по-твоему?

– Ты больной, Юра? На рожи их посмотри. На руки. Вон у того – шрам от пулевого ранения. А у этого на шее – резаная рана. И зашита криво. Видать, прямо в поле и зашивали. А у девки, которая мне цветы подарила, на виске – конкретный шрам от ожога. Она его волосами прикрыла, но, когда головой мотнула – открылся.

– И на хрена ты мне всё это говоришь? – осведомился банкир.

– А чтоб ты клювом не щелкал и на чужих баб его не разевал! – отрезал майор.

– Да нах они мне нужны! – Гучко выдавил фальшивую улыбку. – Чё, у меня мало их? И тут – тоже будут. Дай срок, Фёдрыч, и я тут всех поимею!

Фёдрыч комментировать не стал.

– Вон Санёк наш идет, – сказал он. – И похоже, с прибавкой. А… уже нет.

Девушка, обнимавшая Санька, отпустила его и побежала к своим.

– Тут классно! – искренне заявил Санёк, присоединяясь к спутникам. – Спасибо, что взяли меня с собой! Юрий Игоревич, а может, тут и останемся?

– Это, молодой, не тебе решать! – отрезал банкир. – В стакане – что?

– Вино. Хотите?

– Компот не употребляю. Главное, чтоб без дури. А то у этих вид – чисто закинулись.

– Вы думаете?

Санёк поразмыслил и выплеснул остатки цветочного напитка в канавку у обочины.

– Куда теперь? – спросил он.

– Винтик откручивать.

– Э-э-э?..

– Анекдот такой, – пояснил Фёдрыч. – О мальчике, у которого вместо пупка был винтик, а он его открутил. Не знаешь, что ли? Совсем древний анекдот.

– Нет, не слыхал. И что дальше?

– А дальше попка у мальчика отвалилась, вот что. Пошли босса нашего догонять. Чует мое ретивое: Юра – в скверном настроении. А я его «безопасность», как-никак. Должен оберегать.

Два внушительных, по местным меркам, дома – аж по четыре этажа в каждом – стояли друг напротив друга.