- Омнилокс слушает.

- Меня зовут Брегг, - сказал я. - Эл Брегг, и кажется, у вас есть мой счет... я хотел бы узнать, сколько там?

Что-то щелкнуло, и другой, более высокий голос произнес:

- Эл Брегг?

- Да.

- Кто открыл счет?

- Управление космической навигации по распоряжению Планетологического института и Космической комиссии ООН, но это было сто двадцать семь лет тому назад...

- У вас есть какие-нибудь удостоверения?

- Нет, только карточка из лунного Адапта, от доктора Освамма...

- Отлично. Ваш счет: двадцать шесть тысяч четыреста семь итов.

- Итов?

- Да. Что вас еще интересует?

- Я хотел бы получить немного де... этих самых итов.

- В каком виде? Не хотите ли кальстер?

- Что это такое? Чековая книжка?

- Нет. Вы сможете сразу платить наличными.

- Ах, вот как! Отлично.

- На какую сумму открыть вам кальстер?

- Понятия не имею - тысяч на пять...

- Пять тысяч. Хорошо. Выслать в отель?

- Да. Одну минутку, я забыл, как он называется, этот отель.

- Это тот, из которого вы звоните?

- Тот самый.

- Это "Алькарон". Мы вышлем сейчас же. Только вот что: не изменилась ли ваша правая рука?

- Нет... а что?

- Ничего. В противном случае нам пришлось бы изменить кальстер. Вы сейчас его получите.

- Благодарю, - сказал я, кладя трубку. Двадцать шесть тысяч, сколько это? Я понятия не имел. Что-то забренчало. Радио? Телефон? Я поднял трубку.

- Брегг?

- Да, - ответил я. Сердце ударило сильней, всего один раз. Я узнал ее голос. - Откуда ты узнала, где я? - спросил я, потому что она не сразу отозвалась.

- По Инфору. Брегг... Эл... послушай, я хотела тебе объяснить...

- Нечего объяснять, Наис.

- Ты злишься. Но пойми...

- Я не злюсь.

- Эл, правда? Приходи сегодня ко мне. Придешь?

- Нет, Наис, скажи, пожалуйста, сколько это, двадцать с лишним тысяч итов?

- Как это сколько? Эл... ты должен прийти.

- Ну... сколько времени можно на это прожить?

- Сколько угодно, мы ведь ничего не тратим на жизнь. Но не надо об этом. Эл, если бы ты захотел...

- Подожди. Сколько итов ты тратишь в месяц?

- По-разному. Иногда двадцать, иногда пять, а то и вообще ничего.

- Ага. Спасибо.

- Эл! Послушай!

- Я слушаю.

- Это не может так кончиться...

- Что кончится? - сказал я. - Ничего не начиналось. Благодарю тебя за все, Наис.

Я положил трубку.

На жизнь почти ничего не тратят?.. Это в данную минуту интересовало меня больше всего. Что же, значит какие-то вещи, какие-то услуги бесплатны?

Снова телефон.

- Брегг слушает.

- Приемная. Вам прислан кальстер из Омнилокса. Высылаю его в ваш номер.

- Благодарю... Алло!

- Слушаю?

- Нужно платить за номер?

- Нет.

- Скажите, а ресторан... есть в гостинице?

- Да, четыре. Прислать вам завтрак в номер?

- Хорошо, а за еду... платят?

- Нет. Кальстер уже наверху. Завтрак будет через минуту.

Робот отсоединился, и я не успел спросить его, где мне искать этот кальстер. Я не имел ни малейшего представления, как он выглядит. Встав из-за столика, который тотчас съежился и увял в одиночестве, я увидел что-то вроде подставки, вырастающей из стены, возле двери; на ней лежал плоский предмет, завернутый в полупрозрачный пластик и похожий на небольшой портсигар. С одной стороны шел ряд окошечек, цифры в них образовывали 1001110001000. Ниже две малюсенькие кнопочки с цифрами "один" и "ноль". Я смотрел, ошарашенный, и вдруг понял, что это записано 5 тысяч в двоичной системе. Я нажал кнопку с единичкой, и на ладонь вывалился крохотный пластмассовый треугольничек с выдавленным на нем "1". Значит, это было нечто вроде устройства, печатающего или отливающего деньги, в пределах суммы, обозначенной в окошках, - число уменьшилось на единицу.

Я оделся и уже собирался выйти, но тут вспомнил об Адапте. Я позвонил туда и объяснил, что не смог найти их человека в Терминале.

- Мы уже беспокоились о вас, - отозвался женский голос, - но сегодня с утра узнали, что вы поселились в "Алькароне"...

Они знали, где я нахожусь. Почему же они не разыскали меня в порту? Несомненно, нарочно: рассчитывали, что, заблудившись, я пойму, как неуместен был мой "бунт" на Луне.

- У вас великолепно поставлена информация, - ответил я с изысканной вежливостью. - Пока что я отправляюсь осматривать город. Позвоню вам позже.

Я вышел из комнаты; серебряные движущиеся коридоры плыли здесь целиком, вместе со стенами - для меня это было новостью. Я отправился вниз эскалатором; на каждом этаже мелькали бары, один был совершенно зеленый, словно погруженный в воду, каждый этаж имел свой цвет - серебро, золото, - все это начинало мне понемногу надоедать. Всего лишь за день! Странно, что им это нравилось. Впрочем... я вспомнил ночной вид на Терминал.

Нужно немного привести себя в порядок, с таким решением я вышел на улицу.

День был пасмурный, но облака светлые, высокие, и солнце временами пробивалось сквозь них. Только теперь с бульвара, где в два ряда стояли огромные пальмы с розовыми, как языки, листьями, я увидел панораму города. Дома располагались отдельными островками, кое-где в небо вонзались иглы небоскребов, словно взметнувшиеся на невероятную высоту и окаменевшие в полете струи. Они вздымались не меньше, чем на километр. Я знал - кто-то мне говорил еще на Луне, - что их теперь уже не строят, что мода на них скончалась естественной смертью именно после постройки этих гигантов. Они высились памятниками быстро угасшей архитектурной эпохи - ведь, кроме высоты, изуродованной худосочностью, они ничем не радовали глаз. Темно-коричнево-золотые, бело-черные в поперечную полоску или серебряные словно трубы, которые не то поддерживают, не то ловят облака; выступавшие на фоне неба посадочные площадки на трубчатых опорах напоминали этажерки.

Несравненно красивее были новые дома. В них не было окон, и это позволяло целиком расписывать стены. Весь город казался одним гигантским вернисажем, на котором соперничали мастера цвета и формы. Не скажу, что мне нравилось все, что украшало эти двадцати- и тридцатиэтажные сооружения, но, учитывая мой почти стопятидесятилетний возраст, меня, пожалуй, нельзя было обвинить в излишнем консерватизме. Больше всего мне понравились здания с висячими садами, часто пальмовыми. Полосы буйной зелени этих садов-оранжерей как бы рассекали на части фасады домов, их прозрачные стены создавали впечатление легкости. Верхние этажи словно покоились на воздушных подушках.