– Я… его невеста, – выдавила через силу.

Кто бы мог подумать, что мне когда-либо придется произнести это вслух.

Мэссер Биндрет задумчиво оглядел меня с головы до ног, словно видел в первый раз. Хмурый взгляд, впрочем, так и остался хмурым.

– К сожалению, я пока не в курсе судьбы ашаи Зантарен. И ничего не слышал о его заключении. Но ко мне дворяне попадают только после того, как с ними разберется ашаи Вильерт.

Имя Черного палача, случайно всплывшее в разговоре, заставило меня вновь покраснеть, почувствовав, как кровь в висках застучала быстрее.

Комендант тем временем продолжал:

– Мастер пыток ведет все дела под личным грифом императора. Так что, если ваш жених в чем-то провинился перед короной…

Мужчина не стал заканчивать фразу, а я и так поняла, что он имел в виду.

Мысль о том, что мне придется самостоятельно искать Черного палача, снова встречаться с его колдовским взглядом, впрыскивала в кровь настоящий яд. Я вздрогнула, почувствовав, как в помещении становится жарче.

– Впрочем, я бы вам не советовал спрашивать что-то у этого убийцы, – вдруг выдавил мужчина, и лицо его на секунду презрительно скривилось.

Однако уже через мгновение он взял себя в руки и добавил:

– Простите, я не должен был этого говорить. Надеюсь, все останется между нами.

Я нахмурилась. Вот еще один человек, который, похоже, не может сказать о Грегоре Вильерт ничего хорошего.

– Конечно, – кивнула поспешно. – Но… позвольте спросить, почему вы называете ашаи Вильерта убийцей? Ведь, насколько я понимаю, он выполняет работу, возложенную на него императором.

Лицо Дрэгона снова скривилось, и он презрительно фыркнул.

– Грегор – страшный человек. И пусть вас не пытаются убедить в обратном. Хотя, – он косо усмехнулся, – не знаю, кому бы это было нужно. Черный палач получил свое прозвище не из-за непопулярной профессии или пристрастия к темной одежде. А из-за собственной жестокости. Люди во время его допросов умирают слишком часто. И смерть их не бывает быстрой, потому что он наслаждается чужой болью. При этом ему все сходит с рук, потому что кроме невероятной кровожадности, в этом сыне ехидны поселилась еще и невероятная удачливость. Когда-то, лет двадцать назад, говорят, он участвовал в бунте против императора. Даже был каким-то высокопоставленным военачальником. Но восстание подавили, а Черный палач так и ушел от возмездия. Он стал единственным, кого император собственнолично простил, выписав помилование.

От этой истории по спине прокатилась волна холодных мурашек. Не тот ли это самый бунт, за который поплатилась вся моя семья?..

– Почему же повелитель его помиловал? – спросила я тихо.

– Потому что Грегор Вильерт – обладатель практически уникальной магии, – опять с презрением выплюнул комендант. – Носитель черного потока такой мощи, что ни один колдун империи не может сравниться с ним. Повелитель решил, что такой самородок должен служить на благо страны, а не гнить в тюрьме, как ансур, после иссушения. С тех пор вот уже два десятка лет он служит Мастером пыток, занимаясь преимущественно делами дворян, подозреваемых в измене короне.

– Значит… на самом деле император не любит ашаи Вильерт? – задумчиво протянула я. – Мне казалось, что Черный палач – приближенный его светлейшества…

Дрэгон поднял на меня мутный взгляд из-под своих густых зарослей.

– Император, похоже, на самом деле простил этого изверга. Столько лет прошло. Теперь Грегор – разве что не его правая рука. Вон как возвысился проклятый…

Во взгляде мужчины проскочила такая глубокая тоска и обида, что я поняла одно: комендант тюрьмы не просто так ненавидит Черного палача. У него есть причина. И мне непременно нужно было ее узнать, чтобы понять, где же на самом деле правда.

– Почему вы называете его “проклятым”, мэссер? – осторожно продолжила я расспрос.

И Дрэгон Биндрет, казалось, был не против вылить на меня отраву собственной горечи.

– А как еще назвать человека, который убивает прикосновением рук? Который способен внушить любую, самую сильную боль, лишь едва коснувшись вас? На кончиках его пальцев – смерть, Лилиана. И, поверьте, милочка, для него это самое большое удовольствие.

– Но, возможно, это лишь видимость… А на самом деле… – я не успела закончить фразу.

Комендант ударил по столу кулаком и крикнул:

– Я видел его глаза!!! Страшные, блестящие кровью глаза, когда он убивал моего зятя! В них не было ни капли жалости, уж поверьте мне. Подумать только! Обвинил добрейшего человека в убийстве собственной жены! А уж я-то знаю, как ашаи Дерлиш любил мою бедную дочку…

Взгляд коменданта влажно заблестел.

– По-вашему это нормально: казнить невиновного? Нет, я вам скажу. Определенно нет. Он просто получал удовольствие, как и всегда. И не мог остановиться. Поэтому я лишился не только дочери, но и зятя. А настоящий убийца в результате так и не был найден.

– А ваш зять… – проговорила я, не веря своим ушам.

– Обвинялся в убийстве собственной жены, моей дочери. Кто поверит, что муж убьет жену? Чушь, я вам скажу.

Я задумалась. Эта история была странной. Но неподдельная боль на лице Дрэгона Биндрета говорила сама за себя. Он не лгал. Однако, был один нюанс.

– А камень-оракул? – спросила я через мгновение. – Ведь камень-оракул должен был подтвердить невиновность вашего зятя, если на его руках не было крови. Насколько я знаю, он работает именно так.

Это был сильный артефакт, их было всего несколько на всю империю Архаров. Один хранился где-то здесь, в императорской замковой тюрьме, и предназначался для абсолютного определения виновности в преступлении. Если человек в своей жизни хоть раз убивал, камень, по рассказам очевидцев, начинал светиться красным.

Комендант поднял на меня усталый взгляд.

– На руках моего зятя умерла его собственная мать. Она мучилась от страшной болезни, и он сам дал ей Клебреллу, наркотический яд, когда лечение потеряло всякий смысл. Так что камень-оракул в любом случае должен был бы светиться красным. На его руках была кровь. Вынужденная…

– Я искренне сочувствую вам, мэссер Биндрет, – тихо проговорила я, наблюдая, как поникли широкие плечи мужчины.

– Зря я все это рассказал вам, Лилиана, – ответил он, потирая виски. – Это плохая тема для разговора. И я рассчитываю, что она не выйдет за эти стены. Считайте, что этой беседы не было.

– Конечно, – поклонилась я, чувствуя, что мое настроение тоже совершенно испортилось. – Благодарю за помощь, мэссер Биндрет.

Но мужчина уже ничего не отвечал.

Я с поклоном вышла из кабинета, совершенно не представляя, что делать дальше. Душа болела, будто внутри рассыпали ведро стеклянных осколков, и я без устали ходила по ним туда-сюда.