— Но это же смешно… — проговорил депутат.

— А аферы с материнским капиталом, выдаваемым женщинам за рождение второго ребенка? Просто песня. Мошенничество хитроумное, в деле помимо вас коллеги из параллельных структур, солидное прикрытие — докопаться невозможно. Но один из следователей, недавно уволенный из органов, вашу аферу разложил по полочкам — вот только обнародовать не может, поскольку жить хочет. Вы создали несколько фирм, специально обученные люди собирают информацию о многодетных матерях, страдающих психическими расстройствами, алкоголичках, находящихся в трудном материальном положении. Затем им предлагается получить и обналичить причитающиеся им по закону деньги. А это без малого 365 тысяч рублей. Юристы советуют женщинам заключать с этими фирмами договоры целевого займа якобы на приобретение жилья. Займ — на сумму материнского капитала. Но фактически эти деньги заемщикам не перечисляются. Фирмы проворачивают сделки по покупке жилья — мелкие доли в коммунальных квартирах, ветхих бараках. В дальнейшем погашается государственный сертификат на материнский капитал. В Пенсионный фонд уходят документы — в том числе справки об улучшении жилищных условий и остатке долга у заемщиков. И Пенсионный фонд перечисляет деньги фирмам, являвшимся кредиторами многодетных матерей. Малую их часть мошенники отдают женщинам, а львиную долю — себе…

— Чушь собачья… — зарычал Бох. — Этого не существует, я никогда ни в чем подобном не участвовал!

— Но собрались мы здесь по другому поводу. Существуют мошенничества, которые трудно доказать, и существуют явные преступления, за которые положены конкретные наказания. В прошлые выходные, поздно вечером, будучи под градусом, вы возвращались домой из сауны на улице Никитина на одной из своих машин — внедорожнике «Вольво ХС90». Жене вы наврали про встречу с партнерами, которая, в принципе, состоялась (с человеком по фамилии Жабрициус — «в миру» авторитетный господин с погонялом Жабра) — но при этом присутствовали четыре девушки из модельного агентства «Мадам Бонавентура». Никаких проблем, Викентий Петрович, у кого нет проблем с бабками, у того нет проблем и с девками. Ваши моральные устои нас не волнуют, пока их отсутствие не вступает в противоречие с действующим законодательством. Время было позднее, шел дождь, машин и людей на улицах практически не было. Вы решили срезать по улице Тургенева, где введено одностороннее движение, и вы подались ему навстречу. Разогнались до огромной скорости и в районе частного сектора, а вернее, напротив круглосуточного магазина «Сюрприз» совершили наезд на переходящую дорогу молодую женщину. Почему вы ее не заметили, непонятно, местность освещена. Впрочем, учитывая дождь и количество выпитого… Удар был настолько силен, что женщину отбросило на двадцать метров. Свидетелей не было — если не считать таковой камеру видеофиксации, установленную под крышей магазина. С места ДТП вы скрылись, даже скорость не сбросили. Женщину в тяжелом состоянии доставили в больницу. Шок прошел, но назад вы не вернулись. Ваша должность в комиссии по взаимодействию с правоохранительными органами подразумевает связи с полицией, в том числе и с дорожно-патрульной службой. Вы позвонили нужному человеку, и запись с камеры наблюдения бесследным образом испарилась. Но вы не учли, что до этого ее уже просмотрели. На ней запечатлелись момент происшествия и номер внедорожника. Негласно проведенное расследование позволяет утверждать, что за рулем находились вы. Уже на утро следующего дня машина была отогнана в сервисный центр, и следы столкновения исчезли за несколько часов…

— Это ложь… — простонал депутат. — Я никого не сбивал…

— Сбивали, — в голосе «обвинителя» зазвенели металлические нотки. — У тридцатилетней Светлицкой Надежды Васильевны, матери двоих детей, — множественные переломы и разрывы тканей, тупая травма позвоночника, перелом основания черепа, подкожные и внутричерепная гематомы. Вы знаете об этом, поскольку интересовались ее состоянием в «режиме невидимки». Но только этим и ограничились. Женщина находится в 14-й больнице — уже неделю в тяжелом состоянии, ей сделали несколько операций, но состояние стабильно ухудшается. Иногда она приходит в сознание, но никого не узнает. Муж у Надежды Васильевны скончался несколько лет назад. Ей требуется дорогостоящая операция, но денег нет. Нужен перевод в другую больницу — в заштатной 14-й просто отсутствует необходимое оборудование, требуются дорогие лекарства… об этом лучше всего поговорить со специалистами. Возможно, речь идет о последних часах жизни женщины. Наше условие, Викентий Петрович: если умрет гражданка Светлицкая, умрете и вы. Мгновенно, не пройдет и четверти часа. Не помогут ни связи, ни положение, ни попытки сбежать — о наших возможностях вы уже догадываетесь. А если нет, спросите у господ Огульнова и Новогорского, они в курсе. Мчитесь в больницу, спасите женщину, сделайте все возможное… и не забудьте о приговоре. Если извернетесь, избежите кары — умрете через час, через два, наутро, вся ваша жизнь до неизбежной пули в голову превратится в злобный кошмар…

— О г-господи… куд-куда я д-должен поехать? — язык депутата начинал заплетаться. — Я ничего не понимаю…

— Адрес 14-й больницы вам подскажет навигатор в машине. В дорогу, господин депутат. Поработайте с населением. Arbeit macht frei — «труд освобождает» — кажется, так писали ваши идейные предшественники на воротах своих концлагерей…

Викентия Петровича трясло так, словно его вынесли на стужу и бросили в снег. Мучители исчезли, а были ли мальчик с девочкой? Но глаза злодея — колючие, жесткие — засели в мозгу и сверлили, как дрель. Он не помнил, как выпутался из халата, но как-то сумел — через голову и шиворот-навыворот. Блуждал по гостиной в «роскошных» семейных трусах. В туалет уже не хотелось, кончилось его терпение, срам-то какой… Услышал, что в дверь колотят, добрел, шатаясь, до санузла, выпустил на свободу окончательно одичавшую Ольгу Вениаминовну. Она орала что-то ужасное, брезгливо поводила носом, рвалась к телефону, как фашист к Москве. Он скрутил ей руки, что-то жалобно мямлил, умолял никуда не звонить — дескать, будет только хуже. И физиономию при этом имел такую несчастную, что она быстро заподозрила что-то неладное.

— Рассказывай, Викентий! — потребовала жена. — И чтобы без вранья мне тут!

Ну, как же без вранья? Еще и от жены люлей огрести? Он исключил из рассказа длинноногих нимф из модельного агентства, супруга отметила в его повествовании определенную недосказанность, но когда услышала о главном… Она орала так, как никогда! И откуда столько экспрессии в этих пятидесяти килограммах живого веса? Он поневоле съежился, внимал.

— Бегом, Викентий! — голосила Ольга Вениаминовна, стреляя пальцем в выходную дверь. — Я удивляюсь, почему ты еще тут! Марш в больницу, и чтобы без победы не возвращался! Боже мой, какая ты, оказывается, сволочь… Пулей! Пока окончательно не разрушил свою, а попутно и мою жизнь! Хотя подожди, я с тобой…

— Нет! — заорал он, отталкивая от себя супругу. — Только не это, дом карауль!

Он плохо помнил, как одевался, несся в подземный гараж, бренча ключами от серебристого «Ниссан-Кашкай», как выводил машину на пустую улицу. Опомнился лишь через квартал, когда на перекрестке чуть не разбился о фонарный столб. Встал у тротуара, пытаясь привести в порядок взвинченную нервную систему. Бормотал: «Ты должен адекватно воспринимать действительность. Ты должен адекватно воспринимать… А настолько ли серьезна угроза?» Но снова вспоминались эти ужасные глаза, и рука невольно тянулась к рычагу переключения скоростей. Самое противное, что он не мог обратиться за помощью. Если распространится информация, что он кого-то сбил, — под ним зашатается не только кресло, но и кабинет, и все здание! И какого черта эту дуру понесло под его машину? Не видела, что едет человек?!