трех поколений позволила прийти к обоснованному выводу о том, что в жизни арабского общества как на востоке, так и на западе халифата морская деятельность имела первостепенное значение; она носила систематический характер и была высоко развита; произведения Ахмада ибн Маджида, его предтеч и преемников, в особенности две из дошедших до нас морских энциклопедий — арабская «Книга польз» и составленная при ее помощи турецкая Челеби, рождены не капризной игрой случая, а насущными потребностями экономически развивающегося общества.

Этот вывод, меняющий укоренившееся однобокое представление об арабах как о сухопутном народе, принципиально важный для точной оценки их громадного вклада в сокровищницу мировой культуры, добыт не только благодаря осознанию того факта, что арабские навигационные своды слишком глубоки и сложны и слишком широко опираются на национальный опыт, чтобы их можно было считать отблеском чужеземной литературы; вывод, возводящий арабов на пьедестал морской нации, покоится и на сопоставлении точек зрения разных ученых, которые, еще не видя мореходных рукописей Ахмада ибн Маджида, уже тем материалом, который они разрабатывали, были приведены, подчас интуитивно, к мысли о былом существовании арабской морской культуры.

Так самостоятельный характер произведений арабской талассографии[25] и частные результаты исследований в разных областях арабистики служат обоснованием друг другу. Критическая систематизация этих частных результатов, рассеянных в виде отдельных статей или даже отрывочных замечаний по многочисленным журналам и книгам, позволяет представить себе общую картину морской истории арабов, тот фон, на котором развивалась литература по судовождению, ту почву, на которой вызревали ее лучшие образцы. Сейчас мы перейдем к рассмотрению этой картины.

«Ганнон-карфагенянин князь Сенегамбий, Синдбад-мореход и могучий Улисс…»

Еще в то время, когда вся Европа лежала в глубоком сне, арабы являлись торговой, морской, любящей искусства, предприимчивой нацией.

Т. Эрман

К берегам «утренних и вечерних стран»

Не счесть алмазов в каменных пещерах, Не счесть жемчужин в море полуденном, Далекой Индии чудес…

Звучат упоительные такты оперы, и мысль переносится к стране на далеком юге нашего полушария. Ее громадное треугольное тело, простершееся от снежных Гималаев до сожженного тропическим солнцем мыса Коморин, делит Индийский океан на западную и восточную части. У стыка двух половин, там, где южный угол треугольника обрывается в море, стоит храм гневной супруги бога Шивы, покровительницы женщин Кали; каменные глаза богини, обвитой ядовитыми змеями, неподвижно смотрят в водную даль.

Индия. На студеных берегах Волхова, а позже в Московской Руси эту страну уже знали по «красному товару» — дорогим узорчатым тканям, самоцветам и пряностям, что привозили на дальний север персидские купцы. Современник Ахмада ибн Маджида тверской путешественник Афанасий Никитин сам побывал на индийском берегу и оставил потомкам бесценное свидетельство очевидца, пытливо вглядывавшегося в жизнь далекой страны. Постепенно Индия стала в старой Руси олицетворением сказочного богатства, мудрости и загадочности Востока, поэтому не случайно этот заморский экзотический Восток представлен в «Садко» именно индийским «гостем». Тогда слово «гость» не имело того значения, как сейчас; происходя от латинского hostis «враг», оно означало пришельца из чужой страны, а цель прибытия указывалась прилагательным; купцы были «торговыми гостями», а в пушкинской «Сказке о золотом петушке» против царя Додона «лихие гости идут от моря». «Торговые гости» с Востока были желанны в Московии: они привозили не только «красный товар», но и вести о дальних землях, неизменно встречавшие живой интерес у северян.

В отличие от Индии почти соседняя с ней Аравия, с которой связывалось представление о знойной пустыне, лишь кое-где оживленной оазисами, редко вызывала яркие реминисценции сама по себе; но те явления культуры в завоеванных ею странах, коим она дала свой язык, а подчас и источник, проникши в Европу, распространили арабское слово по разным, иногда неожиданным, направлениям. Если уже привычно сознавать арабское происхождение таких слов, как «алгебра», «зенит», «цифра», «тариф», «алкоголь», или таких звездных наименований, как Вега, Ригель, Альдебаран, Бетельгейзе, то мало кому придет в голову искать подобное влияние в оперной классике, обращением к которой начинается эта глава. Между тем слепую Иоланту исцеляет мавританский врач Эбн-Хакия, а достоинство Венецианской республики защищает мавр Отелло — Атааллах, буквально «Дар Божий» (по смыслу то же, что греческое Теодор, Феодор, русское Богдан, армянское Аствацатур, персидское Худадад, азербайджанское Худаверди или Аллахверди). Нежная Аида — это Аида «гостья», ее отец Амонасро — Абу Наср «отец Насра». Какова же прародина этих удивительных слов, с которыми у нас с детства связывается понятие о высоком и прекрасном, где они впервые сошли с губ народа, откуда начали свою всемирную жизнь?

Посмотрите на карту.

Аравия расположена на полуострове, который сами арабы называют джазира «остров», имея в виду, что от остального мира его отделяют не только три моря, но и с четвертой стороны широкая Сирийская пустыня.

На западе берега Аравийского полуострова омываются Красным морем (Чермным, как его называли в старину, у арабов — «море арабской Клисмы» по имени небольшого городка на северо-западном побережье в отличие от «моря неарабской Клисмы» — Каспийского); на юге уходят в безбрежную даль воды широкого Аденского залива (у арабов — «залив Берберы» по имени африканской области на другом берегу), соединяющегося с Красным морем «Вратами Плача» — проливом Баб-эль-Мандеб; у юго-восточного края полуострова Аденский залив расширяется в Аравийское море, простирающееся до берегов Индии. Вдоль восточного побережья Аравии тянутся Оманский и Персидский заливы; название последнего восходит к древней Парсадане — области на противоположном иранском берегу, позже распространившей свое имя на территорию страны к северу и востоку. У стыка Аденского и Оманского заливов вдается в море Рас эль-Хадд «Крайний мыс», юго-восточная оконечность полуострова, опора древних мореплавателей: относящиеся к нему данные о положении звезд, сроках и направлении ветров не сходят со страниц арабских лоций.

У побережий располагаются острова: Бахрейн, исстари славившийся жемчужными ловлями; Масира, которую знали греки в первом столетии нашей эры; малозаметные Курья-Мурья, проникшие, однако, в русскую поэзию XX века; щедрая россыпь причальных земель посреди «моря арабской Клисмы», подробно описанная тремя