— Почему бы тогда не послать в погоню небольшой отряд? — предложила Коилла. — А остальные могут последовать позже.

— Враг превзойдет такой отряд численностью. К тому же киргизилы могут пройти даже в местах, где нам не пробраться. Их уже и след простыл!

— Тогда почему бы нам сначала не привести себя в порядок? — вставил Элфрей. — Все равно не известно, где они сейчас.

— Тут вокруг много раненых кобольдов, — напомнил Хаскер. — Мы заставим их рассказать все! — Чтобы подчеркнуть смысл сказанного, он вынул нож и провел пальцем по лезвию.

— А ты разве говоришь на их адском языке? — осведомился Страйк. — А кто-нибудь из вас говорит?

Никто не отозвался.

— Как я и думал… Так что пытка вряд ли поможет.

— Нам не следовало входить в ущелье, не послав сперва разведчиков, — угрюмо пробурчал Хаскер.

— Я как раз в подходящем настроении, чтобы слушать твой нудеж, — сказал Страйк. Его лицо стало жестким, как кремень. — Если у тебя есть претензии к моим действиям, то высказывайся сейчас.

Хаскер всплеснул руками в умиротворяющем жесте.

— Нет, командир. — Он включил одну из своих пустых, ничего не выражающих улыбок. — Просто подумал вслух.

— Размышления — не самое твое сильное место, сержант. Предоставь это мне. Это относится и ко всем!

Снова воцарилось напряженное молчание. Его нарушил Элфрей.

— Что будем делать, капитан?

— Для начала надо поймать лошадей. Если Меклун не сможет ехать, сделайте для него носилки. — Он дернул головой в сторону побоища. — Ни одного кобольда в живых не оставляйте. Перережьте им глотки. За дело!

Росомахи разошлись.

Коилла осталась. Она внимательно смотрела на Страйка.

— Молчи, — сказал он. — Я знаю. Если мы не вернем эту проклятую штуковину обратно, на нас можно ставить крест.

Дженнеста стояла на самом верхнем балконе самой высокой башни своего дворца.

Сзади шумел восточный океан. Она смотрела на северо-запад, где над Таклакамиром, внутренним морем, поднимался кудрявый розовый туман. За ним можно было разглядеть городские шпили Уррабитона, что на самом краю пустыни Ходжангер. Ходжангер, в свою очередь, в конце концов уступал дорогу ледяному полю. Оно виднелось на горизонте, алое от солнечного света.

Дженнесте картина напоминала замерзшую приливную волну — но не морской воды, а крови.

Налетел ледяной, жесткий, как лезвие, ветер. Он всколыхнул вишневые драпировки над входом на балкон. Дженнеста плотнее запахнула окрашенный в молочный цвет плащ из шкуры саблезубого тигра. Погода плоха не по сезону и с каждым годом становится хуже.

Наползающие ледники и жестокие ветры казались отражением в природе человеческого вторжения; захватывают все большую и большую территорию, вырывают из земли сердце, нарушают естественное равновесие.

И пожирают магию Марас-Дантии.

Дженнеста слышала, что на юге, где человеческие колонии самые большие и волшебство почти (а то и вовсе) не действует, люди даже отказались от священного имени и стали называть мир Центразией. По крайней мере так делают Уни, а они более многочисленны, чем Поли.

Она задумалась, не в первый раз задавая себе вопрос: а как бы мать ее, Вермеграм, отнеслась к этой ереси? Нет сомнения, она бы отдала предпочтение тем, кто идет по Тропе Многобожия. В конце концов, они придерживаются пантеистских догматов, примечательно схожих с догматами древних рас. Именно по этой причине их поддерживает сама Дженнеста. И будет поддерживать — пока находит это целесообразным. Но вот одобрила бы ее мать, наяда, то, что Дженнеста фактически примыкает к вторгшимся захватчикам, — вопрос неясный. Несмотря на то, что супруг самой Вермеграм был человеком.

А он, кстати? Одобрил бы отец Дженнесты веру Уни и ее нелепые монотеистские заповеди?

Каждый раз, начиная задумываться над этими вопросами, она чувствовала, какие сложности создало ее двойное происхождение. Это неизбежно приводило к мыслям об Адпар и Санаре, и ее захлестывала волна гнева.

Волевым усилием Дженнеста вернулась мыслями к артефакту. Он — ключ к ее амбициям, к победе. И он ускользает у нее из рук!

Она вернулась в покои.

Из тени бесшумно вышел слуга и принял у нее из рук плащ. Стройный, почти хрупкий, с бледной кожей и утонченными чертами лица. Песочные волосы, голубые глаза с длинными золотистыми ресницами, нос картошкой и чувственные губы были типично андрогенными.

Слуга был здесь недавно, и Дженнеста еще не поняла, какие черты в нем преобладают — мужские или женские. Но с эльфами всегда возникает эта проблема.

— Генерал Кистан здесь, ваше величество, — объявил (или объявила?) слуга тонким мелодичным голосом. — Он… э-э… уже некоторое время ждет.

— Хорошо. Я сейчас приму его.

Эльф ввел посетителя, скромно поклонился и вышел.

Кистан, насколько могла судить королева, уже перешагнул порог среднего возраста и, с точки зрения орков, обладал выдающейся внешностью. Его отличала прекрасная военная выправка. Целая коллекция перекрещенных татуировок на щеках отражала продвижение генерала по служебной лестнице. Судя по выражению лица, он чувствовал себя неловко и был сильно встревожен.

Обошлись без формальностей.

— По вашему лицу я вижу, что они не вернулись, — произнесла Дженнеста, едва сдерживая царственное неудовольствие.

— Нет, ваше величество. — Генерал избегал ее взгляда. — Наверное, они встретились с более серьезным сопротивлением, чем ожидалось.

— Судя по докладам с поля боя, это не так.

Он не ответил.

— Что вы намерены делать?

— Мы немедленно пошлем подразделение выяснить, что с ними произошло, миледи.

— Не замешано ли здесь предательство?

Генерал почувствовал себя оскорбленным.

— У нас никогда не было оснований сомневаться в верности кого-либо из Росомах, — веско сказал он. — Их послужные списки отличны, и…

— Это мне известно. Не считаете же вы, что я бы послала их со столь щепетильной миссией, если бы думала иначе? Вы держите меня за дуру?

Кистан опустил глаза:

— Нет, миледи.

— «Нет, миледи», — саркастически повторила она. И после напряженной паузы добавила: — Расскажите мне об их командире, этом Страйке.

Из внутреннего кармана камзола генерал извлек несколько листов пергамента. Она заметила, что руки его слегка дрожат.

— Я лично нечасто имел с ним дело, ваше величество. Но мне известно, что он из хорошего клана. Само собой, в армии с тех самых пор, как вылупился. И он умен.

— Для орка.