в Ригу (где по сию пору стоит высокая башня с часами). Для встречи такого высокого гостя полагалась черная «Волга». Но машина сломалась, и Бауман попросил Тубельскую съездить за писателем на своей машине, купленной еще при жизни мужа на его гонорары.

Бёлль приехал с женой Аннемари и двумя сыновьями, Винсентом и Рене. Их поселили даже не в Белом доме, а на ближайшей к Дому творчества правительственной даче.

«Там были и душ, и ванна, и туалет, и целый дом в их распоряжении, – уточняет Дзидра Тубельская. – Но там не кормили. Я сказала, что зайду за ними, чтобы сопроводить на обед. В столовой вся семья с удовольствием уплетала нехитрые блюда, которыми потчевали писателей. После обеда я пешком проводила их обратно, сказав, что теперь они сами смогут найти дорогу в столовую Дома творчества. Это опять озадачило Бёлля. Он все продолжал ко мне приглядываться. Уже потом, когда мы ближе познакомились, он сознался, что встреча на вокзале и мой отличный английский подразумевали, по его понятиям, что я приставлена к ним от КГБ. Тогда почему же я перестала их опекать в первый же день? Вся семья дружелюбно ко мне относилась и время от времени приглашала на прогулку по пляжу, что вызывало некоторое недоумение со стороны обитателей Дома творчества: Бёлль не спешил ни с кем входить в контакт, да и мешало незнание языка».

Это был далеко не первый визит Генриха Бёлля в СССР – здесь его много издавали, благодаря чему он стал одним из самых известных среди советских читателей западноевропейских авторов. Бёлля в СССР знали в лицо, издавали его почти два десятка лет кряду, с 1952 года. И «Дом без хозяина», и «Глазами клоуна», и «Чем кончилась одна командировка», и многие другие его произведения, общим тиражом два миллиона экземпляров. Из советских писателей немецкий классик особо ценил творчество Солженицына, Гроссмана, Трифонова.

А по-настоящему Генрих Бёлль подружился с Львом Копелевым и его женой Раисой Орловой, называвшими немецкого писателя на русский манер Генрихом Викторовичем. И Копелев, и Бёлль воевали. Только по разные стороны фронта. В дневнике Раисы Орловой от 26 июля 1965 года сохранился их разговор: «Говорим о Паустовском. Когда Паустовский ехал во Францию через Кёльн, он, проезжая через незнакомый город, ощутил родство, подумав: “Здесь живет Генрих Бёлль”»{34}. Бёлль и Паустовский встречались в 1962 году.

Как отдыхалось Бёллю в Дубулты? Ведь поселили его на отдельной вилле, кормили, правда, в общей столовой. А ведь на дворе стоял август 1965 года – самый пик сезона. Мы не знаем, что он сказал на прощанье директору – наверняка выразил благодарность за интереснейший отдых, но Копелеву признался: не очень! Так и записал Лев Зиновьевич в дневнике от 16 августа 1965 года: «Ждем Бёллей на аэродроме в Ленинграде. Они все загорелые… Ему в Дубултах не понравилось»{35}. Кто знает, быть может, плохо кормили. Или дело в разных критериях комфорта западногерманского и советского писателя? В тот приезд Бёлль все мучился вопросом: «Какая организация более властная – Союз писателей или Союз художников?..» Объективного ответа иноземный гость таки не дождался.

О «властности» (или, точнее сказать, о всевластии) творческих союзов в СССР Бёллю, надо полагать, много рассказывал Солженицын. Время у них было. Когда Александра Исаевича лишили родины, выдворив его 13 февраля 1974 года «за пределы Советского Союза», как сообщил всему миру ТАСС, звонок жене он совершил именно из дома Бёлля в Кёльне ночью 14 февраля. Об этом вспоминала в интервью супруга писателя{36}. Так «Генрих Викторович» приютил Александра Исаевича{37}.

А чем, кстати, закончилась охота на писателей? В том-то и дело, что она перешла в новую, более агрессивную фазу. 3 февраля 1974 года драматург Александр Гладков отметил в дневнике:

«Юра Трифонов “вернулся”. На него была настоящая охота, организованная Чаковским, чтобы заставить его высказаться о Солженицыне. Но он улизнул. Звонки, звонки. Не беру трубку. “Г. А.” [Голос Америки] сообщает о заявлении Солженицына, что в прошлую ночь ему звонили из органов и прямо угрожали»{38}. Сам Александр Гладков был с органами знаком не понаслышке, после войны его незаконно арестовали (по доносу), отправив в ГУЛАГ. Наиболее известна его пьеса «Давным-давно», экранизированная Эльдаром Рязановым в 1962 году под названием «Гусарская баллада».

С начала 1974 года в советских средствах массовой информации началась всесоюзная кампания по травле Александра Солженицына, целью которой было даже не открыть советским людям глаза на автора «Архипелага ГУЛаг» (благодаря «рекламе» Агитпропа писателя и так знали как облупленного), а повязать общей ответственностью как можно больше людей. Так делал когда-то Сталин, пуская по кругу протокол заседания политбюро со списками приговоренных к расстрелу. И все расписывались, руководствуясь естественным инстинктом самосохранения. Не подпишешь – можешь сам угодить в следующий расстрельный список.

Никого не забыли – с «гневом и возмущением» Солженицына осуждали доярки и сталевары, ткачихи и горняки, академики и режиссеры, артисты и художники. Но где же они взяли «Архипелаг ГУЛаг», после прочтения которого их сердца «переполнились»? В магазине, что ли, купили? «Я Солженицына не читал, но осуждаю…» – формула очень удобная.

«Литературная газета», ведомая Героем Социалистического Труда Александром Чаковским, выступила громко и «с душой», отметившись запоминающимися серийными публикациями «Отпор литературному власовцу» и «Конец литературного власовца». Под этими заголовками публиковались отклики «писательской общественности», из которых можно было бы составить отдельный сборник, читать который никому не посоветую, – столько в нем злобы и ненависти. Здесь и Олесь Гончар («Кощунство»), и Анатолий Ананьев («Растленная душонка»), и Виль Липатов («Мы отвечаем презрением»), и Ануарбек Алимжанов («Народ проклянёт»), и Петрусь Бровка («Лишь бы очернить») и многие другие советские писатели. Кого-то должность обязывала, а иные и сами спешили отметиться, то ли в страхе, то ли в ожидании поблажек. И потому Юрий Трифонов и подобные ему смелые литераторы на фоне этого шабаша выглядят особенно хорошо и достойно.

Нетрудно догадаться, кто именно имелся в виду под «литературным власовцем» – лауреат Нобелевской премии Александр Солженицын. В чем только его не обвиняли, – даже в «продаже Родины», в связи с чем вспомнилась фраза одного из героев фильма Эльдара Рязанова «Гараж»: «Попрошу факт продажи Родины зафиксировать в протоколе!» Картина 1979 года отчасти напоминает и погромные собрания Союза писателей – там ведь тоже исключали… Можно по-разному относиться к Солженицыну, некоторые до сих пор не могут принять ни личности писателя, ни его творчества. Нельзя не подивиться другому обстоятельству – огромная страна, занимающая одну шестую части суши, имеющая одну из самых больших армий в мире, вооруженная атомными бомбами, объявила войну одному-единственному человеку будто Наполеону с его армией «двунадесять языков», Чингисхану с его ордой или враждебно настроенному блоку НАТО. А человек этот – всего лишь писатель, фронтовик, жертва политических репрессий, имеющий свое мнение, пусть