Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тогда, чтоб ее утешить, он стал ласково ее уговаривать, рассказывая, как прекрасно он живет в Предславе.
– Ты бы посмотрела, – говорил он, – на тамошний торг: со всех сторон туда везут всё доброе. Посмотрела бы, в каком дворце мы живем с дружиной. Даже палата, где мой конь стоит, резным мрамором украшена.
– Сыночек, – она сказала, – ты меня за дитя считаешь, что ли? Будто я не знаю, что тебе резной мрамор нужен столько же, сколько коню твоему? А вот ты знаешь ли, что в порогах стоит печенежский князь Куря, по-ихнему означает Черный, и этот Черный князь поклялся из твоего черепа сделать себе чашу для питья? Останься, родной!
– Я вятичей покорил, – отвечал Святослав, – я Тмутаракань покорил, что мне князь Куря! Не проси, пусть Русской землей сыновья управляют, им отдаю.
И стоят перед ним два мальчика в шелковых красных рубашечках, бойкие мальчики, от рождения привыкшие быть господами. И он говорит старшенькому, женатому на гречанке-монахине:
– Тебе, Ярополк, отдаю Киев.
И младшенькому:
– А тебе, Олег, Древлянскую землю. А прочие волости вы сами между собой поделите.
Но есть в селе Будутине еще сын, меньше Олега, совсем несмышленыш Владимир, сын Малуши. И ходит кругом Святослава Малушин брат Добрыня, дядя Владимира, заглядывает Святославу в глаза, шушукается с послами. Говорят новгородские послы:
– Вот, древляне своего князя получили. Дай и нам князя из твоего рода.
– Кого ж я вам дам? – сказал Святослав.
– Не то мы сами найдем, – сказали новгородцы.
– Хочешь к ним? – спросил Святослав Ярополка.
– Нет, – ответил тот, – не хочу.
– А ты? – спросил Святослав у Олега.
– Не хочу, – сказал и Олег.
– Владимира дай, – сказали новгородцы.
– Он же младенец еще.
– И хорошо: вырастет с нами и будет чтить наш обычай.
– Ну берите, – сказал Святослав.
Новгородцы взяли маленького Владимира и его дядю Добрыню и повезли к себе на север. А Святослав стал собираться обратно в Болгарию.
Настал день его отъезда. Он поцеловался с Ольгой и поклонился ей в ноги, и она его перекрестила.
Дружина с наточенными мечами, на начищенных конях поджидала его. Он сел на своего коня, и тронулись.
Постукивая клюкой, взошла Ольга на башню-смотрильню – поглядеть ему вслед.
Очень высокая стала эта башня.
Без числа ступенек у лестницы.
Еще ступенька.
Еще.
Идешь-идешь – всё перед тобой ступени. И на каждую ведь подняться надо.
После его отъезда она прожила недолго. Ее похоронили по христианскому обряду. Через много лет ее внук Владимир перенес ее прах в Десятинную церковь.
Глубокой ночью Феодосий поднялся с постели.
Он спал на полу, на старом утоптанном войлоке. Хотя была в комнате лавка с пуховиками и с одеялом на заячьем меху и мать приказывала спать на лавке.
Месяц ярко светил в окошко, озарял беленые стены комнаты и стоящего посредине Феодосия.
Феодосий слушал.
Тихо.
Он выглянул в окно. Пустой двор бел от месяца. Черная тень амбара. Черная Жучка. Жучка увидела, что он выглянул, – замотался черный хвост.
Время.
Все было собрано с вечера. Котомка, в ней житный хлеб и пара лаптей в запас: идти далеко. Лапти подшиты кожей для прочности.
Надел котомку через плечо. Потянул дверь. Петли тоже с вечера смазал; не заскрипели.
О господи, как грабитель ночной уходил он из родительского дома.
Дом большой был, из самых богатых в Курске. Наверху жили Феодосий и его мать. Внизу была поварня. Двор обставлен постройками – склады, мастерские, нужники, жилые избы. Все обнесено бревенчатым высоким забором, бревно к бревну приставлено плотно. По забору гребнем – железные шипы.
Феодосий спустился по лесенке. Рядом с ним по стене, в столбе лунного света, спускалась его тень. В сенях поперек двери спал на полу слуга. Феодосий перешагнул, двинул засов – Бог помог отодвинуть бесшумно.
Жучка налетела, едва Феодосий показался на пороге, лапами уперлась в грудь, задышала, заплясала. Он ее отстранил. Не до прощаний. Застигнут – не помилуют.
На воротах замок с калач величиной. Ключ на ночь мать забирала к себе. Но в дальней стене забора, в зарослях крапивы, где были свалены старые гнилые бочки и куда никто не ходил, у Феодосия давно уже было подкопано одно бревно. Сперва оно никак не хотело пошевеливаться, сколько он его, подкопав, ни расшатывал, – сидело недвижно, будто пустило корни в толщу земли. Но помаленьку, раз за разом, он его раскачал, и теперь оно поддалось без труда – наклонилось внутрь, во двор, настолько, что Феодосий мог вылезти в проулок.
Проулок, неширокий, непроезжий, весь был перекрыт тенями заборов и крыш. Соседские псы залаяли было, но распознали соседа и успокоились. Шепча молитву, Феодосий поспешно зашагал по мягкой мураве. На отчий дом он не оглянулся.
* * *
В доме господствовала мать. Подбоченясь, расхаживала она по своим владениям, и челядь боялась ее зычного голоса и тяжкой руки.
Она любила поесть, ее кладовые ломились от копчений и солений, а щеки у нее были без румян как яблоки красные.
Любила почет и в церкви норовила пробиться туда, где стояла супруга посадника, и состязалась с той в нарядах и в спеси.
Мужчин любила. Рано овдовев, приближала к себе то одного молодца из рабов своих, то другого.
После смерти мужа она держала в руках большую торговлю. Сама ею управляла и радовалась, что ее достояние множится.
Но всю сладость жизни ей портил Феодосий. Каждый день он ей отравлял горьким ядом. С малых лет только и знал что молился – это при таких достатках!
Другие дети играют – он не хочет. Другому мальчику справят новый кафтанчик, новые сапожки – мальчик рад. А Феодосий скинет обнову и наденет старое, да еще выбирает что похуже.
– Да ты что! – скажет мать.
Он в ответ:
– Матушка, богатая одежда Господу неугодна.
– Да ты почем знаешь?!
– В Писании – прикажи, прочту тебе – сказано о гробах раскрашенных, у которых смрад внутри.
Мать чуяла в этих гробах обидное что-то и бранилась, и пинком прогоняла сына прочь. А он, опустив голову, выслушивал брань и шел в церковь. Уж так любил церковь! Что б там ни происходило – все ему отрада. Литургия идет – он от торжества светится. Принесут покойника – Феодосий тут как тут, стоит со свечкой среди сродников умершего и подпевает: со святыми упокой. В Великий четверг читают двенадцать евангелий – он дослушает до конца, вслед за чтецом повторит всякое, самое малое даже словечко.