Джек наклонился так, чтобы посмотреть ей прямо в глаза.

– Слово в слово. – И снова выпрямился.

– Л-ладно… – Кортни посмотрела на него как на психа и медленно перешагнула через порог.

– До встречи, – сказал Джек и закрыл дверь.

Он так и не пошел в спортзал. Зато отыскал бар, где продавали его любимое пиво – к счастью! – потому что требовалась хорошая встряска, а до сознания начало доходить, что он, должно быть, совершил самую большую ошибку в жизни.

На следующее утро Одри с трудом разлепила глаза, Лукас тряс ее за плечо. Он уже оделся и уходил в «Квест-центр», проверить, как идет подготовка к шоу.

– Поспеши! – раздраженно сказал он и снова толкнул Одри, глубже забравшуюся под одеяло. – До трех часов тебе еще нужно порепетировать номер с «Возьми меня» и проверить звук.

– Я приду, – пробормотала Одри. Глаза ее снова закрылись. – Просто… просто отнеси Бруно к Кортни и пришли за мной машину.

– Одри!..

– Просто пришли машину! – простонала она.

Она чувствовала себя измученной, и виноват в этом был Лукас. Он не давал ей спать до двух часов ночи, уговаривая слетать в конце месяца в Нью-Йорк на день рождения какой-то «шишки».

Одри никогда не встречалась с этим человеком и встречаться вовсе не хотела, но Лукас настаивал.

– Майк Синейт, пожалуй, самый крупный режиссер в Голливуде, – бубнил он, роясь в своих вещах в поисках черных кожаных штанов.

– Прекрасно. Работай я в кинобизнесе, уверена, меня бы это заинтересовало, – отвечала Одри, просматривая список песен.

– Ты могла бы начать сниматься.

Одри оторвалась от песен и посмотрела на Лукаса. Он провел рукой по своим крашеным золотистым волосам и пронзил Одри взглядом.

– Я серьезно, Одри. Джессика Симпсон прорвалась на большой экран, а ты могла бы играть куда лучше, чем она.

Иногда Одри не понимала, с какой Лукас планеты.

– Я могла бы играть лучше, чем она? Я вообще не умею играть! Я никогда не играла, и более того – я не хочу играть! Я хочу заниматься музыкой, Лукас. Почему я не могу просто делать то, что хочу?

– Потому что иногда, чтобы пробиться, приходится делать то, что не хочешь, – раздраженно ответил он.

– Я уже пробилась. Я попала туда, куда никогда и не мечтала. Куда еще мне нужно пробиваться?

– О Господи! – воскликнул он, швыряя на кресло свои кожаные штаны. – Я просто хочу, чтобы ты прислушалась ко мне…

– Я все время к тебе прислушиваюсь…

– Ну так сейчас ты меня не слышишь, черт побери! – рявкнул Лукас. – Вот в чем сложность – в твоем недалеком воображении. Ты не умеешь смотреть вперед. После тридцати поп-звезды умирают мучительной смертью. А тебе уже двадцать восемь. Ты должна думать о будущем и о том, чем займешься, когда все это закончится!

Но вчера ночью Одри уже не могла ни о чем думать. Она измучилась от последних приготовлений к шоу, а если говорить честно, то вчерашняя встреча с Джеком Прайсом всколыхнула в ней нечто такое, от чего она предпочла бы поскорее избавиться. А теперь Лукас хочет, чтобы она летела в Нью-Йорк и знакомилась с каким-то режиссером? И вдобавок ко всему вчера по дороге из города ей позвонила сестра, Гейл, и сообщила, что два дня назад пропал их брат Аллен.

– Пропал? – вскричала Одри. Страх клещами стиснул ее сердце. – Что ты хочешь этим сказать – пропал?

– Вряд ли его похитили или что-нибудь в этом роде, – хмыкнула Гейл. – Думаю, он в очередной раз загулял. Но инспектор, наблюдающий за условно осужденными, просто вне себя, Одри. Он сказал, что на этот раз отменит его испытательный срок.

Одри пришлось попросить, чтобы Гейл повторила свои последние слова – в лимузине как раз начали шумно праздновать, и все, сказанное сестрой, потонуло в этом шуме. Когда они остановились на аэродроме, Одри выбралась из машины, чтобы слышать сестру. Она не обращала внимания ни на полицейских, ни на папарацци – все они давно стали частью ее жизни – и даже не замечала, куда идет, так глубоко погрузилась в свой разговор.

Одри слушала Гейл, и сердце ее бешено колотилось. Аллен в тюрьме погибнет – так зачем же он исчез? Почему он как будто нарочно саботирует любую предоставленную ему возможность?

– Я не знаю, что делать, – сказала Одри Гейл. – Я как раз сажусь в самолет. Турне начинается завтра, Гейл, – мое первое турне по всей стране!

– Ну, я знаю, что он здорово переживает из-за оплаты адвокату, – хладнокровно отозвалась Гейл. – Адвокат требует две штуки только за то, что он появится в суде.

Одри не понимала, почему она удивляется; ее семья, как правило, звонила только из-за денег. Не далее как на прошлой неделе позвонил папа. Он просил денег на покупку гоночной машины. Одри на мгновение закрыла глаза, а когда открыла их, увидела Джека Прайса, стоявшего у трапа самолета.

Собственно, она не могла его не заметить – он такой красивый! Темные волосы были более волнистыми, чем ей помнилось, а синие глаза все такие же потрясающие. И джинсы «Ливайс» сидели на нем лучше, чем на каком-либо другом мужчине.

Они сидели на нем настолько хорошо, что Одри, слушая, как весело разглагольствует Гейл о нужной им сумме денег, не могла оторвать от Джека глаз, скрытых под очень темными солнечными очками. Забавно – ведь ей приходилось встречаться с таким количеством народа, со столькими голливудскими типажами, постоянно попадавшими в список самых красивых людей страны! Но Одри красивым считала только такого мужчину, у которого на костях есть хоть немного мяса, который выглядит так, словно может поднять на одной руке земной шар, и у которого в доказательство есть мозоли; мужчина, который готов работать, чтобы заработать себе на жизнь.

– Одри, ты меня слышишь? – пронзительно крикнула в трубку Гейл.

– Что? Да, конечно, слышу! – вздрогнув, ответила вернувшаяся в реальность Одри и снова зашагала к самолету. – Но я не могу прямо сейчас приехать в Техас.

– Тебе и не нужно приезжать сюда, – утомленно отозвалась Гейл. – Просто перешли маме немного денег.

Нет, в самом деле – Одри не жалела для семьи ничего, но неужели обязательно относиться к ней как к личному банкомату? Неужели нельзя по-другому?

– Хорошо, – сказала Одри.

Джек наблюдал за ней. Вот еще одна сторона славы – люди не церемонились, в открытую разглядывая ее. В таких случаях ей всегда казалось, что у нее в зубах застрял листочек шпината.

– Слушай, мне пора, – сказала она Гейл. – Я позвоню позже, чтобы узнать, как дела, хорошо?

– Ладно. Но ты можешь переслать деньги сегодня? – проныла Гейл, а на губах Джека медленно появилась сексуальная улыбка.

– Хорошо, да. Позже, – пробормотала Одри и отключилась. Глядя на Джека, она внезапно и глупо занервничала и по непонятной причине – видимо, потому что оказалась так близко к нему – вспомнила, как уже прикасалась к нему раньше, на залитом лунным светом пляже.