— Зачем? Я не человек, а коренной локусянин, как говорит Великий Рамирес.

— Это понятно. Мне тоже больше нравится быть синтезаном, чем человеком. Но есть для тебя вещи, о которых ты думаешь, что неплохо бы иметь их на Локусе? Типа туалетов.

Роман усмехнулся:

— Никогда не думал, что скажу это, но даже самое тупое земное правительство получше нашего ЦП. Земное можно хотя бы переизбрать, пусть они будут такими же сволочами, как и их предшественники.

— Да, это будет хоть какая-то перемена, — согласился Шесть-Два.

— Вот именно, коллега. А мы не можем даже пробраться за купол и перезагрузить социальный искусственный интеллект, чьё правление нам навязано как образ жизни. А ведь на Земле становится всё больше тех, кто считает, что им тоже надо что-то вроде ЦП. Они считают, что тогда не будет ни коррупции, ни ошибок в управлении, но сплошное светлое будущее. Дебилы, блин.

Шесть-Два оживился:

— Кстати, после того, как столицу захватили демоны, многие люди утратили веру в будущее.

— По себе судишь? — иронично осведомился Роман.

— Я жил в Вектор-Сити. У меня было развитое тело синтезана — упакованное всеми феномами.

Шесть-Два сделал паузу, ожидая восхищения, но Роман ничего не спросил.

— У меня был огромный собственный дом в центре Вектор-Сити, — продолжил Шесть-Два. — Я вообще был одним из Высокой Сотни.

Он снова замолчал, давая собеседнику время удивиться.

Роман не знал, что это за Сотня такая, и просто спросил:

— Ну и?

— Высокая Сотня, — вздохнул Шесть-Два, — это те, кто занимал первые сто позиций в рейтинге. Именно Сотня и считалась неофициальным правительством планеты.

— А как же Центральное Правительство?

— Высокая Сотня обладала таким удельным весом голосов, что влияла на принятие любых решений на голосовании. По-сути, мы решали, что именно выберет Центральное Правительство. Так-то. Мы могли поднять любого колониста на вершину рейтинга, а потом сбросить его в пучину минусов.

Шесть-Два так увлёкся, вспоминая былое величие, что забыл, что именно он хотел рассказать. Но скоро спохватился:

— Теперь представь, каково мне было, когда с такой высоты положения я рухнул в пустоту? Меня сломал не Рамирес, а геноцид. Именно тогда я ощутили свою незащищённость, невозможность влиять на будущее.

— Всё понятно, — ответил Роман. — Великий Рамирес вернул тебе эту уверенность?

— Думаешь, я не понимаю своё униженное положение? Думаешь, мне приятно звать себя «рабом»?

— Ну, есть и такие мазохисты.

— Рамирес — больной ублюдок. Но его феном и Система Возвышенного Рабства дают определённые преимущества.

— Ещё какие, — согласился Роман.

Шесть-Два хлебнул пива:

— Тем не менее, унижая меня, он дал мне бесценную возможность унижать других. Да, я раб, но зато я могу вздрючить любого свободного! Не забывай, кто сбил твою капсулу.

— Не забуду, господин.

— Когда ты унижаешь того, кто лучше тебя, то уже не ощущаешь себя таким уж и никчёмным.

— Удивительно мудрые слова, господин.

— То-то же.

* * *

Ещё от Джингов Роман узнал кое-что о «Системе Возвышенного Рабства», но не придавал их рассказам значения. Ведь он не предполагал, что окажется на месте раба.

Система Возвышенного Рабства завязана на феном «Рамирайзер», который перехватывал управление интерфейсом. Он фильтровал данные, получаемые от стандартного интерфейса и, как положено вирусной программе, добавлял свои. Например, давал мгновенный отказ на подключение к АКОСу, не входившему в список «разрешённых».

«Рамирайзер» распоряжался модулем передачи цифровых данных, отсекая любые попытки беседы с теми, кто не входил в список разрешённых контактов. Контроль «Рамирайзера» распространялся на все функции тела синтезана, вплоть до подключения инструментов. Рабы низкого уровня не могли использовать подключаемое оружие, а при попытке вооружиться неподключаемым шотганом «Рамирайзер» вносил помехи в моторные функции, и у раба попросту всё валилось из рук.

За выполнение заданий, которые рабу назначал Рамирес или комиссары, раб получал очки опыта, повышая уровень. Новый уровень давал новые поблажки в использовании интерфейса. Например, десятый уровень разлочивал подавление болевых ощущений на 10 %. Это немного, но каждый новый уровень позволял быстрее подавлять боль. Рабы низкого уровня страдали больше всех — если их били или они получали увечья, то боль не утихала, пока шла регенерация. Её тоже контролировал «Рамирайзер».

Рабская версия интерфейса более геймифицирована, чем та, которая устанавливалась всем после прибытия. Это неожиданно понравилось тем колонистам, которые воспринимал своё синтезанское тело как игрового персонажа, а Локус — игровой локацией.

Набирая уровни, раб как бы заново осваивал мир. Получал доступ к управлению техникой и подключению новых устройств.

На тридцатом уровне рабу позволялось иметь оружие. Конечно, он никогда не смог бы применить его против хозяев или даже против рабов выше уровнем.

На сороковом позволялось устанавливать боевые феномы. К этому моменту любой раб уже переставал возмущаться своим положением, понимая, что на территориях Рамиреса быть рабом выгоднее, чем жить свободным колонистом.

Поэтому некоторые рабы так отчаянно воевали, рискуя перерождением. Ведь за успехи на войне давалось наибольшее количество экспы. За одного убитого врага можно получить повышение на целый уровень, особенно на ранних этапах Возвышенного Рабства.

Классификация раба была такой.

0-10 уровень (мерзкое ничтожество и мусор).

11–20 уровень (просто ничтожество).

21–30 (ленивая задница).

31–40 уровень (нормальный раб).

41–50 уровень (хороший раб).

51–60 уровень (элитный раб).

71–79 уровень (раб-надзиратель).

80 уровень (возвышенный раб).

Эта таблица — единственное пояснение работы фенома. Рамирес не утруждал себя сочинением текстов для раздела «Знаешь ли ты, что?»

Рабы-надзиратели не работали сами, а управляли работой других рабов, получая экспу за то, что делали они.

Кроме того, раб-надзиратель имел право награждать подчинённых рабов некоторым количеством очков опыта. Чем выше уровень надзирателя, тем больше очков он мог дать. Во избежание накруток, чтобы рабы не сговорились с надзирателями, количество очков опыта, доступных надзирателю для дарения одному рабу было ограниченным.

Комиссар или Рамирес могли назначить любого раба надзирателем, даже если он был низкого уровня. Символом власти являлась «Психоплётка надзирателя», которую ему вручали на 71-ом уровне. По параметрам она не хуже психоплётки комиссаров, эффект психологического ужаса и «потери души» был тем же. Просто она выглядела скромнее, не украшена золотом или ориктолитом, как плётки комиссаров.