– Здравицу! Пусть князь Мэйтианн’илли произнесет здравицу!

Придется пить галанское вино. Придется вспоминать.

– За нашу милую гостью! За прекрасную и стойкую леди Хелит! Долгие лета! – весело проорал Мэй на волне куража. – За девушку, из-за которой мы все собрались в Эр’Иррине!

Чтобы никто не думал, будто Рыжий пребывает в неведении и не замечает чужих подковерных игр.

– Поцелуй! Во славу Ито Дарительницы! Во славу!

Тайго не был бы собой, если бы не вернул «должок» с процентами. Брат злорадно щурился, отпивая вино мелкими глотками, его серые глаза сверкали озорством над краем серебряной чаши.

– Поцелуй!

– Леди Хелит! Даруйте поцелуй своему спасителю!

Она странно усмехнулась, отрицательно качая головой, но девушку настойчиво подтолкнули вперед, прямо к Мэю. Касси что-то ей шептала.

Ничего особенного в этом милом старинном обычае Рыжий не видел, как и все остальные гости и домочадцы, если бы на деле лично для него все не выглядело, словно к устам умирающего от жажды, злой шутки ради, поднесли пустую чашку.

Они с Хелит со звоном сомкнули свои кубки и, сделав по глотку, припали к устам друг друга.

Целовалась дева из Далатта прекрасно, со знанием дела и бóльшим, нежели положено невинной девушке, опытом в искусстве лобзаний. Или, Лойс побери, это не Мэй перецеловал в свое время несметное количество прекрасных дам.

– У-у-у! У-ау!

По залу прокатился восхищенный вздох, исполненный зависти. Оказывается, наш высеченный из камня, неприступный князь Мэйтианн умеет заставить трепетать девичьи сердца. Еще и как! Куда глаза раньше глядели? Да и леди Хелит хороша! Сказано: в темном озере демон прячется.

– Ну как? Проверил? Убедился?

Тайгерн замер на пороге опочивальни брата, застигнутый врасплох резким голосом. Свечей князь Отступник не жег. Сидел в компании нескольких кувшинов вина, подпирая тяжелую голову кулаком.

– Прости, Мэй, я не хотел…

Рыжий налил себе полный кубок вина и опрокинул его в себя целиком, словно ковш воды на жаре. Выпитого за вечер хватило бы, чтобы свалить под стол троих мужчин. Но Мэй оставался трезв, как ангайский первосвященник. Он терпеливо ждал наступления утра. Ложиться в кровать не имело смысла, все равно не спится. Лучше уж скрасить ожидание добрым вином, пускай даже пополам с недобрыми воспоминаниями…

– Я завидую леди Хелит. Она ничего не помнит. Мне бы так.

– Если ты думаешь, что я приехал по наущению Альмара, то ты ошибаешься, – тихо сказал Тайго.

– А Рэвинда зачем приволок?

Взгляд Рыжего прожигал насквозь. Совсем, как у отца, на которого Мэй походил не только и не столько красным оттенком волос. Остальным братьям порой становилось не по себе от такого сходства. Сумерки заложили глубокие морщины в углах его рта, резче очертили линии скул, превратив Рыжего в точную копию Финигаса. Такой знакомый звериный прищур… Такой знакомый…

– Лойс, до чего же ты похож на него! – охнул младший брат.

– Леди Хелит в таких случаях говорит: «Твойумать», – ухмыльнулся Мэй. – Не знаю, что это означает, но звучит здорово.

– Наверняка что-то нехорошее. Дело в ней?

– Во мне, Тайго. Только во мне.

– Я поступил недостойно…

– Словно посмеялся над калекой, отобрав костыль, чтоб заставить его попрыгать на одной ноге? – жестоко спросил Мэй, пристально вглядываясь в бледное лицо брата.

Тот дернулся, как от пощечины, но промолчал. Рыжий лишь высказал вслух то, о чем думал. В его положении простительно и понятно. Тайгерн набрался смелости и спросил:

– Как это? Как это – ничего не чувствовать, не любить, не творить, не ворожить?

– Как? Спроси слепца о прелести рассвета, попроси глухого спеть любимую песню, и мне нечего будет добавить к их словам. Я – мертв, Тайго. Но я сам сделал свой выбор и никого не виню.

– Это несправедливо… – эхом отозвался брат.

Мэй ополовинил еще один кубок и, судя по всему, собирался еще до рассвета прикончить Сэнханов подарок. Все равно, опьянение ему не грозило. Похмелье, кстати, тоже. Ну разве подремлет чуть-чуть. Учитывая, сколько времени его терзает бессонница, это пойдет лишь на пользу.

– Поди прочь, – ласково попросил Мэй. – Не мешай мне думать.

И мысленно добавил: «И общаться с призраками».

От запаха галанского вина можно сойти с ума и не почувствовать в себе никакой перемены. Еще один глоток…

Первым пришел отец. Элегантно-небрежно бросил подбитый мехом плащ на край стола, сел в кресло возле потухшего камина и протянул руки к давно остывшим углям. Он всегда так делал, когда входил в дом, но призракам нет нужды в тепле от живого огня.

– Весь Тир-Луниэн до сих пор считает, что это я тебя убил. Ты рад?

Разумеется, никто Мэю не ответил.

– Из наших знают только Тайго и Сэнхан. Забавно, верно? Остальные либо мертвы, либо предпочли верить в официальную версию. Как Идор. Наш семейный правдоискатель решил не докапываться до истины. Х-ха.

Что будет дальше, Мэй знал в мельчайших деталях. Сейчас Финигас окинет его таким пронзительным взглядом, что по хребту побегут мурашки. Вот! Уже побежали! Потом прищурится и скажет: «Решай, сын, прямо сейчас решай. Ты со мной?» А Мэйтианн скажет:

– Нет. Я – против!

Так оно и есть. Мэй не раскаялся, хоть прошло… Лойс подери, как же давно все это было. А будто вчера.

«Отступник!» – взорвется Финигас праведным гневом и обрушит кулак на столешницу. Только уже никто не прибежит на оглушительный звук. Слишком давно это было: и лишь у Рыжего по сей день стоит тот грохот в ушах.

Еще глоток галанского. Какое же оно сладкое, о Лойс!

Теперь на месте Финигаса Мэй видел Элану – свою благородную мать. Она куталась в сливового цвета широкую накидку и прятала в тени лицо.

– Я помню, что ты ничего не можешь изменить, – отмахнулся Рыжий. – Я не забыл. Ты могла ничего не объяснять, не надо травить сердце бессмысленным разговором. Я никого не простил, но тебя… тебя – да. Просто за то, что ты – моя мать. Хотя теперь я не помню, как это – любить родительницу.

– Милорд, я сама ничего точно не знаю…

– Что?!

Рыжий вскочил с кресла, уронив от неожиданности полупустой кубок на пол, безнадежно испортив снежно-белый пушистый ковер.

– Это – я. Простите.

Черты Элану расплылись перед глазами. Мэй часто заморгал и для верности даже потер веки. Как он мог так обмануться? Как он мог перепутать золотисто-медовые звезды-очи матери с голубыми прозрачно-льдистыми глазами девушки из Далатта, алые лепестки ее губ с бледным бутоном рта Хелит?