– Папенька, – изобразила «нежную незабудку» и послушную дочь Соня. – Сие неизбежно, ты же гений бизнеса, невольно научишься!

– А вот грубая лесть – это уже перегиб, Софья Кирилловна, – попенял папенька «незабудке». – Излагай план летних мероприятий.

– Значит, так! – рапортовала Соня. – Завтра я иду в поликлинику, прохожу необходимое обследование для санитарной книжки. Через неделю с твоим письменным согласием на мою работу и санитарной книжкой выхожу трудиться. Через месяц полечу к маме. Кстати, я хотела с тобой об этом поговорить!

– О чем? – Кирилл посмотрел на часы.

Завтрак затягивался неожиданным Сониным заявлением, и время потихоньку поджимало.

– О том, что мы с Максом все каникулы проводим у мамы. Нам уже совсем не интересно торчать в Англии по два месяца, мы хотим и с тобой отдыхать!

– Я не отдыхаю, – машинально возразил Кирилл, мысленно уже переключаясь на работу.

– Вот именно! – обменявшись с братом заговорщицкими взглядами, с нажимом произнесла она. – Мы, конечно, скучаем по маме и рады с ней встретиться, но мы с Максом хотим хоть раз съездить куда-нибудь с тобой! Скажем, зимой на горные лыжи на курорт какой-нибудь!

– Я не катаюсь на лыжах, Соня, ты же знаешь, – заставил себя вернуться в разговор с детьми Кирилл.

– Ну, не на лыжах! Вот сейчас лето, могли бы махнуть втроем на море!

– Дети, по-моему, вы больше всех в курсе, что летом у меня самая запарка!

– Тогда зимой, в Египет, да хоть куда к морю! Но вместе!

Он возражал весело, так, для проформы воспитательной направленности.

Неожиданно Кирилл почувствовал приятное, странное тепло в груди, окатившее мягкой волной от Сониных настойчивых уговоров.

Он никогда не проводил с детьми отпуск. Да какой отпуск, мало-мальскую неделю отдыха вместе! Каждые каникулы, от самых маленьких, в недельный срок, до больших летних, дети, по обоюдному уговору с Лилей, проводили с ней. Сначала он возил их сам, передавая с рук на руки матери, а когда подросли, стали летать самостоятельно. И никто до поры не спорил с такой жизненной установкой.

А тут вдруг…

– Па, мы давно с Соней об этом думаем, – подхватил инициативу разговора Максим. – К маме мы, ясный перец, летать в гости будем. Но то, что я сейчас на два месяца, последний раз!

– Ультиматум? – улыбнулся Кирилл.

Брат с сестрицей переглянулись, и Макс кивнул утвердительно.

– Ну, что-то типа. Нам там неинтересно. У мамы своя жизнь, Костя, конечно, классный мужик, но они в своих заморочках, у них работа, и они постоянно говорят с мамой только о ней. Они же не перестают работать, когда мы приезжаем. И Лена с Лариской нормальные девчонки, но они нас старше, со своими понтами. И когда мы пересекаемся там все вместе, все время пытаются нами руководить. А нам с Сонькой неинтересно. Мы с тобой хотим. И тебе, вот стопудово, давным-давно пора научиться отдыхать, хоть иногда! А мы тебя научим! Нам классно вместе будет, вот увидишь!

Дети всегда так действовали – долго обсуждали что-то, шушукались, а решив, приступали к моральному штурму отца. Начинала младшая Соня, Макс поддакивал, они переглядывались, поддерживая друг друга, окончательный вердикт выносил Макс.

– Так! – перешел к начальственному тону Кирилл. – С аргументами согласен, где, как и когда мы можем отдохнуть вместе, обсудим потом. Соня, разрешение на работу я тебе дам, но только после того, как мы вместе съездим в эту булочную и я лично поговорю с администратором. Все! Я на работу! – И, встав из-за стола, Кирилл поцеловал коротко по очереди детей в макушки.

– Так вы не доели! – искренне расстроилась Валентина.

– А вот скажи мне, Валентина, ты-то чего затихарилась? Слова не вставила, и почему не проболталась раньше? Ты ж наверняка знала про Сонино «в народ – работать»? – вкрадчиво-пугающе поинтересовался господин Бойцов у домработницы.

– Кудась? – уточнила спрашиваемая.

– Куда! – хором поправили дети.

– В народ! – засмеялся Кирилл. – Ну, во французский народ! Работать!

– Так Соня сказала, что наваляет мне, если проболтаюсь! – отрапортовала Валентина.

– Что-что?

И Кирилл расхохотался совсем уж вовсю, до слез.

Валентина являла собой чудо природы, оду былинной русской богатырше: имела рост под метр девяносто, монументальное телосложение – широкая кость, сплошные мышцы и выдающийся, вызывающий трепетное уважение бюст впечатляющего размера. С такими дарами природы совершенно диссонировало кристальной воды простодушие, навевающее подозрение в идиотизме. Она патологически не умела хитрить, изворачиваться, говорить неправду, понимая все буквально, или просто умалчивать что-либо. Но Кирилл давно убедился, что внутренняя народная мудрость у нее врожденная и, когда дело касалось чего-то серьезного, Валентина умела вовремя вмешаться, выслушать, промолчать до поры. Но детские секреты она сдавала враз, искренне не понимая: «А чё такого? Так от отца-то какие секреты!» Не действовали никакие грозные предупреждения и обещания последствий не менее «страшных».

Как же она в этот раз удержалась?

Ах да! Сонька обещала «навалять!», еще наверняка страшные глаза делала.

Субтильную Соню, пятнадцати годов, росточком метр пятьдесят пять, Валентина влегкую могла проносить весь день на одной руке и не запариться. Посему заявка на применение физических действий имела гротесковый характер, но понимавшая почти все буквально Валентина к угрозе прислушалась.

– Она пошутила, – успокоил Валюшу Кирилл.

– Та, я тоже так думаю, – призналась Валентина, с сомнением посмотрев на девочку Соню, изобразившую невинный взгляд.

Кирилл ехал на работу, думал о детях и улыбался.

Он обожал своих детей, любил до щемящей, физически ощущаемой нежности. То, что они поставили сегодня ультиматум, явилось неожиданным и самым большим подарком и оттого невероятно значимым.

Они договорились с Лилей, когда она собралась замуж за Константина, что дети остаются с ним, Кириллом, но все каникулы проводят у нее. Каждый раз, отправляя детей к матери, Бойцов улыбался и шутил. Он подбадривал их, а больше себя, стараясь придать легкости и непринужденности расставанию, хотя чувствовал стискивающую сердце тоску и обиду, что они так легко и радостно торопятся улететь от него.

И несколько дней после расставания приезжал домой как можно позже и бродил по опустевшей, притихшей квартире из комнаты в комнату, как волк-одиночка, проживая всем существом чувство своего одиночества, брошенности, пусть временной, но ненужности.

Все эти восемь долгих лет каждый раз одинаково мучился расставанием с детьми.

С Лилей они поженились очень рано.

Он окончил четвертый курс института, она – второй. Такая вот любовь накатила, ударив гормонами в голову, вызвав желание объявить официально государству, что они спят вместе, прекратив вечный судорожный поиск мест, где можно заняться любовью, перенеся данные упражнения в супружескую кровать.