Шрифт:
Интервал:
Закладка:
6
Москитная сетка ничего не скрывает. Утром мы с Феном сидели за моим столом с картой реки, которую набросали вместе, и тут Нелл перекатилась на спину и медленно села, подтянув ноги. Прижавшись щекой к колену, она довольно долго не шевелилась.
– Похоже, ей сегодня хуже, – заметил я. Малярийная лихорадка сопровождается дикой головной болью, когда кажется, будто колотят топором по основанию черепа.
– Нелли. Вставай и вперед, – бросил Фен не оборачиваясь. – Нам сегодня надо посмотреть на пару племен. – А мне прошептал: – Просто надо превозмочь слабость, обогнать ее. Остановишься – и все, тебе крышка.
– Мой опыт показывает, что не всегда есть такой выбор. – Когда меня накрывал приступ, тело наливалось свинцом, и хорошо, если удавалось дотянуться до ночного горшка. Я принес аптечку.
– Я в уборную, – сообщил он ей через сетку. – И, пожалуйста, не задерживай нас.
Если она и ответила, я не расслышал. Щека так и осталась прижатой к колену. Фен бодро соскользнул по шесту вниз.
Она даже не раздевалась – все те же штаны и рубашка, что накануне вечером, – но мне все равно было неловко ее окликнуть. Пускай сохранится хотя бы иллюзия приватности. Я перевернул клубни батата, запекавшиеся в золе, и принялся мыть посуду, хотя эти несчастные две чашки и два блюдца нужно было всего лишь сполоснуть.
– Вы вообще не спали?
Я обернулся. Она сидела за столом.
– Спал, немножко.
– Врете.
На щеках появились розовые кружочки, как у куклы, но губы совсем бесцветные, глаза блестят желтизной. Я вытряхнул на ладонь четыре таблетки аспирина:
– Много?
Перегнувшись через стол, она внимательно рассмотрела, прикинула:
– Отлично.
– Вам нужны очки.
– Я случайно наступила на них несколько месяцев назад.
– Бэнксон! Тут какой-то парень, – крикнул снизу Фен. – Я не понимаю, чего ему надо.
– Иду. – Я подал Нелл воды запить таблетки и полез в маленький чемоданчик, стоявший в кабинете. Порывшись у самого дна, нащупал в углу небольшой футляр, достал, протянул ей. Я не открывал его с тех пор, как мать вручила мне его перед отплытием. – Не знаю, подойдут ли.
Она открыла футляр. Простая металлическая оправа, тоньше, чем я запомнил. Оловянного оттенка. Идеально подходит к цвету ее глаз.
– Разве вам они не нужны?
– Это Мартина.
Полицейский принес их семь месяцев спустя после его смерти. Они были отполированы, и к дужке веревочкой привязана бирка.
Она словно все поняла, бережно доставая их из потертого чехла.
– О, – выдохнула она, надев очки и подойдя к окну. – Они уже на реке, ставят сети. – Обернулась, все еще прижимая очки к лицу обеими руками, как будто они могли не удержаться сами по себе. – А вам пора бы побриться, мистер Бэнксон.
– То есть годятся?
– Ну, возможно, я более близорука, чем Мартин, но ненамного.
Как чудесно было слышать имя Мартина в настоящем времени.
– Они ваши.
– Я не могу.
– У меня много его вещей. – Это неправда. В шкафу у матери оставалась пара его свитеров, но и только. Едва чемоданы Мартина доставили из Лондона, как отец велел прислуге передать все в благотворительный магазин. – С Рождеством.
Она улыбнулась, припомнив.
– Я буду их беречь.
Очки были великоваты для ее маленькой звериной мордашки, но удивительным образом подошли. В поле за вашим имуществом всегда кто-то охотится, и так здорово просто подарить то, о чем тебя даже не просили.
– Бэнксон, да помогите же мне!
Внизу Фен стоял лицом к лицу с одним из моих информантов – Рагва должен был сегодня проводить меня на церемонию наречения имени в селение его сестры. Рагва принял типичную для киона позу устрашения – руки скрещены и подбородок выставлен вперед, – а Фен не нашел ничего лучше, как провоцировать его, приняв точно такую же позу, то ли передразнивая, то ли всерьез, я не понял.
– Спросите его насчет тайных предметов, – прошептал Фен.
Но Рагва предупредил все мои вопросы, сообщив, что у его жены начались роды и он не может сегодня сопровождать меня. И тут же умчался.
– Они все такие?
– Он беспокоится за жену. Роды преждевременные. – Несколько недель назад Рагва взял мою руку и прижал к животу своей жены. И я почувствовал, как под туго натянутой кожей ворочается ребенок. Никогда такого не испытывал прежде и, честно говоря, даже не знал, что такое бывает. Моя ладонь еще долго ощущала это движение. Это словно положить руку на поверхность океана и почувствовать, как в нем плавают рыбы. Рагва заливисто хохотал, глядя на мое лицо.
– Может, я помогу? – Нелл стояла в дверях.
– Я полагал, у нас дела. – Фен не обратил внимания на очки.
– Но если малыш недоношенный.
– Они веками рожали без твоей помощи, Нелл.
– У меня есть некоторый опыт, – обратилась она ко мне.
– Это замечательно, спасибо. Но у них табу – бездетные женщины не должны присутствовать при родах.
– У анапа то же самое, – кивнула она, но голос упал – похоже, я сморозил глупость.
– Нам в самом деле нужно посмотреть, найдется ли для нас дело, Нелли. – Фен произнес эти слова нежно и участливо, прежде я ничего такого в нем не подозревал.
Я показал им деревню, а час спустя мы уже отправились к нгони. Я всерьез делал ставку на это племя: опытные и умелые воины, что должно привлечь Фена, и признанные целители, что могло заинтересовать – и помочь – Нелл. Но настоящая причина моего выбора была проста – нгони жили меньше чем в часе пути на каноэ от моей деревни.
Едва оказавшись на воде, мы проголодались. Я набрал еды на несколько дней, на всякий случай. Мы ели прямо руками, выгребая пальцами еще теплую мякоть печеного батата и прохладную сердцевину джекфрута. Я следил, чтобы Нелл, сидевшей в носовой части, доставалось еды не меньше, чем нам. Поев, она чуть ожила, начала оглядываться по сторонам и то и дело оборачивалась ко мне с вопросами – про плотницкие инструменты, раковины, служащие деньгами, про мифы о сотворении мира.
Нгони обитали сразу за отмелью, которую я вечно боялся прозевать в темноте. Хижины стояли группами по три, футах в пятнадцати от крутого берега реки и, как все местные жилища, на высоких сваях, защищающих от разлива реки и опасной живности.
– А пляжа нет? – уточнила Нелл.
А я и не задумывался раньше. Верно – земля просто резко обрывается в воду.
– Здесь мрачновато, да? – сказал Фен. – Солнца почти не видно.