Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Маленький оркестр в углу играет какие-то дерганые мелодии. Сказать об этих парнях можно только одно: упорства им не занимать. Время от времени перед публикой танцуют три женщины с золотыми зубами. Все настолько ужасно, что даже турист с первого взгляда поймет — это подлинное, настоящее. Час тянется, как сопля из носа ребенка.
Внезапно, без всякого предупреждения или объявления, появляется девушка. Лицо скрыто вуалью, но и так понятно, что перед нами клевая штучка. Типы, создававшие шумовое оформление, откладывают гитары…
— Фламенка, — шепчет Эрнест. — Говорят, она самая молодая из всех, кто исполняет этот танец. Ну, по-настоящему…
Может, это все обычные байки, однако люди, представляющие себя знатоками, рассказывали мне, что стать фламенкой можно не меньше чем за десять лет. Десять лет, чтобы исполнить танец продолжительностью в десять минут! Признаюсь, меня такого рода вещи не интересуют — на мой взгляд, слишком много впустую затраченного времени и сил. С таким же успехом некоторые заучивают наизусть Библию. В любом случае, если на обучение танцу тратится десять лет, то исполнительницами фламенко должны быть женщины, которым по возрасту такие выкрутасы вроде бы уже ни к чему.
Но эта!.. Подружка Эрнеста замечает, как я смотрю на нее, и говорит, что фламенка выступит еще раз, в комнате наверху, для избранной публики. Она взмахивает шалью, щелкает кастаньетами, и танец начинается. Сразу видно, что девка свое дело знает. Похоже, успех танцовщицы определяется просто: если у вас встал — значит, все отлично.
— Как ее зовут? — спрашиваю я, не сводя глаз с кружащейся сучки, которая бросает на меня пылкие, многообещающие взгляды. — И что там насчет танца наверху?
— Насчет этого обратись к старой грымзе в раздевалке, — отвечает Эрнест. — Девчонку зовут Розитой. Только будь осторожен, у маленькой розочки есть шипы.
Сучка и мертвеца поднимет из гроба, а уж о моем молодце и говорить нечего — едва учуяв пизду, он начинает шевелиться, тянется вверх, старается выглянуть… Эрнест и его шлюшка уже заняты собой, играют под столом. Черт, если танец продлится еще минуты три, Розита всех заставит залезть в штаны.
Девчонка в последний раз вертит задницей, тяжелая испанская юбка взлетает и опадает, оборачиваясь вокруг ног.
Поворачиваюсь к Эрнесту. Мне надо выяснить насчет шоу наверху, по-настоящему там или только приманка.
— Послушай, Альф, — говорит он, — я знаю только то, что она танцует наверху голая. Сам ничего не видел.
— Ну так давай поднимемся и взглянем… втроем, а?
Но нет, дамы туда не допускаются, вход только для мужчин, а Эрнест в настоящий момент не хочет оставлять свою подружку. Ладно, пойду один… Выхожу в раздевалку, долго спорю со зловредной бабулей и все-таки прорываюсь.
В комнате наверху, без окон и без воздуха, собралось человек двадцать. Мужчины сидят за столами, треплются о чем-то и с нетерпением поглядывают на дверь. Моряков здесь не так уж и много, в основном грязноватого вида типы в деловых костюмах, украшенные громадными, с яйцо, бриллиантами. Занимаю последнее свободное место и заказываю вино.
Ждать приходится недолго. В Америке на подобного рода шоу цены на спиртное подняли бы раза в четыре, а потом еще тянули бы с началом до полного сбора квартплаты за месяц вперед. Здесь правила другие, и как только все собрались, появляется фламенка…
Розита входит через боковую дверь. Голая… черт, хуже, чем голая… В волосах у нее гребень… на плечах мантилья, нижний край которой едва достает до задницы. Красные туфли на очень высоком каблуке и… ЧЕРНЫЕ ЧУЛКИ! Чулки уходят высоко вверх, и там их держат подвязки, такие тугие, что кожа под ними морщинится… На одной руке у нее кружевная шаль, тоже черная. И последний штрих в духе старых времен — роза в волосах.
Танцевать она начинает не сразу, а прежде проходит перед нами, как бы позволяя оценить то, что мы сейчас увидим. В штанах у меня как будто срабатывает пружина… Какой-то морячок пытается схватить ее за задницу, но она ловко ускользает. Меня бы не удивило, если бы он попытался ее укусить.
Она не подбривается, и через едва прикрывающую пизду кружевную шаль видно, что волосы у нее больше похожи на черный мех какого-нибудь зверька, чем на обычные женские кустики. Шаль Розита несет так, что рассмотреть ее пизду можно лишь тогда, когда она сама вам позволит.
Какой ее назвать, молодой или не очень, зависит от того, где вы выросли и каковы ваши вкусы, — ей восемнадцать, и при виде ее сисек начинаешь подумывать о переходе на молочную диету. Они большие и тяжелые, они покачиваются и подрагивают, а соски похожи на красные кнопки. По ее заднице при каждом шаге будто пробегают волны, на талии видны следы только что снятого корсета — глядя на них, почему-то думаешь о хлысте.
Вуаль Розита сняла, и если какой-нибудь испанец отнесся бы к ней с прохладцей (они больше ценят женщин, зная, что красота девушки недолговечна), то для меня эта сучка как раз то, что надо… потяни меня вдруг на латинское мясо, другой бы я и искать не стал. Обвожу комнату взглядом. Все смотрят только на нее. Интересно, каково это — выходя каждый раз на такую публику, чувствовать, как тебя пожирают глазами.
Я не знаю, сколько им платят за такие представления. Шлюхой танцовщицу не назовешь. С блядями все просто — у тебя пожар в штанах, ты идешь к ней, и она из кожи вон лезет, чтобы погасить огонь. С ее стороны это услуга, в некотором роде любезность. Но выходить к двадцати разгоряченным мужчинам с одной-единственной целью — зажечь тот самый пожар в штанах, это, я вам скажу, Блядство с большой буквы. Появляясь перед публикой, танцовщица все равно что напрашивается на дрючку… она крутится и вертится, дразня и маня, распаляя воображение, заставляя каждого из сидящих мысленно трахать ее, драть и пороть. А потом? Что им делать потом? И что делать ей? Боже, да тут надо изобретать какую-то новую валюту, потому что в банке Франции нет ничего, чем можно было бы за это заплатить…
Ее каблучки стучат по полу, как камешки по крыше. Она откидывает голову — зубы блестят, груди вздымаются, живот выпячивается вперед, шаль колышется…
Мой кореш в штанах торчит, как отпиленный сук. При всем желании я бы уже не смог заставить его улечься… да у меня и мыслей таких не возникает. Розита кружится, вскидывая шаль… я успеваю увидеть смуглый живот и волосы… тонкая полоска их тянется снизу до самого пупка. Пизда похожа на красный орех с мокрой трещинкой посередине…
Стук каблуков все громче, все быстрее, груди подпрыгивают при каждом шаге… глаза мутнеют, как у пьяного…
— Танцуй, блядь, танцуй! — кричит кто-то по-испански.
Все смеются, а Розита бросает мрачный взгляд через плечо. Еще кто-то щиплет ее за задницу. Она пронзительно вскрикивает и отпрыгивает в сторону, заканчивая прыжок чем-то вроде чечетки и превращая вскрик в танцевальный возглас. Бедра ее дико извиваются…
— А-а-а! — вылетает из глоток зрителей, и танец начинается.
Только это не просто танец, это — безумный трах. Кто там ее ебет, в ее воображении… может, мы все… Ее задница летает вперед-назад. Кажется, стоит немного напрячься, и вы уже увидите пальцы на ее животе, руках, на прыгающих бедрах…