как домовихи на глазах начали спадать лицом. — Может не надо в парадной! Хозяин в гневе будет! Ей, Богу!

— Слушайте, что я парадной залы не достойна! — гордо вскинула подбородок Прасковья.

— Достойна, конечно, Прошенька. Но дело же не вэтом. — снова пошли на попятную домовихи. — Демон нам же всем головы пооткручивает! — все же решила озвучить Муся, или Дуся.

— А на демона у нас вот вон она есть. — указала дух на меня. — Рядом с ней он нам ничего не сделает.

— Нет, это он ей ничего не сделает! — все же не согласились ее оппонентки. — А нам запросто!

— Кать, ты же нас в обиду не дашь? — спросила меня Прасковья. — Мы же подруги.

— Не дам. — согласилась я.

А что еще я могла сказать! Сама же думая при этом, что меня демон через секунду снесет и не заметит. Сегодня я уже убедилась в этом. Поэтому просто молилась, чтобы никакой демон нас сегодня не увидел

— Ну, вот видите! — обратилась Проша к домовихам.

— Ну ладно, пошли в парадную. — согласились те.

Парадной трапезной оказался зал длинной метров двести и шириной метров пятьдесят.  Но большую часть зала занимал  П-образный стол, протянувшийся вдоль трех сторон. Причем центральная его часть, находилась на отдельном возвышении. С одной стороны располагались большие арочные окна, увешенные ламбрекенами небесно-голубого цвета. Да и сама трапезная была выполнена в бело-сине-голубых тонах.

На одной стороне покрытого белой скатертью стола сидело штук пятьдесят существ. Да, да именно существ. Людей среди них не было. Это были духи и домовые. И когда только успели тут собраться? Ведь планы поменялись минут пять назад.

Стоило только нам войти. Прасковья обратилась к   присутствующим.

— Вот, мои дорогие, рада представить вам ведьму, что сумела снять с меня двухсотлетнее проклятье!

Господи! Ну зачем же столько пафоса?

— Прошу любить и жаловать, ведьма  Катерина Морозова. Моя, не побоюсь этого слова, подруга. — продолжила Проша. — Кто обидит, будет иметь дело со мной! — тут же предостерегла она присутствующих.

— Ну все Прошенька, хватит девушек в дверях то держать. — встала из-за стола габаритная домовиха. Чем-то напоминающая нашу Глашу. — Давайте за стол. А девочка, действительно, очень хорошая. Из благочестивой ведьминской семьи. У них моя средненькая, Глашенька, вот уж почитай, сотню лет служит. Она за девочку очень ручалась. Так что ты, девонька, не подведи! — все это она проговаривала, пока усаживала нас на почетных местах. То есть посередине. Расталкивая при этом своими телесами зазевавшихся соклановцев.

— Баба Марфа, ну ты поосторожней, что ли! — единственным кто возмутился, был молоденький домовой с рыжими усиками.

— А ты Кузенька, помолчи! — тут же накинулась на него баба Марфа. — И смотри у меня, еще раз увижу у девчачьих купален, самолично розгами высеку, даже отцу твоему говорить не буду.

— Чего не будешь говорить? — вклинился в беседу солидный рыжий домовой, точная возмужавшая копия Кузеньки.

— Что сынок твой, охальник такой, в стену девичьих купален подглядывает. — не моргнув и глазом, сдала Кузеньку  домовиха.

— Баба Марфа! Я же всего разок! Мы с Митькой на спор!

— Ах, тут еще и Митька замешан. — встал из-за стола отец Кузьмы — Ну-ка стали оба и шагом марш домой. И зады свои готовьте, приду, каждому двадцатку выпишу.

Из-за стола встали двое: Кузьма и точная его копия. Штампуют их что ли.

— Матвей, может не надо двадцатки то? — вскинулась сидящая рядом, домовиха. — Может десяточки хватит?

— Молчи, мать! Разбаловала ты балбесов этих, вот они и вытворяют невесть что! Давешни на полигоне котлован вырыли. А кто в прошлом году ночной душ спящим студентам боевикам устроил?

— Хорошо, Матвеюшка! Ты кушай, кушай. Вот грибочков отведай тети Лукерьи. А мы дома потом поговорим.

— От грибочков тетки Лукерьи в лучшем случае меня ждет изжога, а в худшем… — начал ворчать Матвей.

Слушая всю эту болтовню, я улыбалась. Ощущение были, что я дома. Когда родственники у нас на именины собираются, разговоры вот тоже такие. Вроде бы ворчат друг на друга. Подначивают или обсмеивают. Но все это не зло! А  от души, так сказать. Но ты знаешь, что если что-нибудь с тобой случиться, они горы для тебя свернут. Как и ты для них!

А потом праздник пошел своим чередом. Сначала мы выпили наливочки тетки Ульяны. Я начала было отказываться, говоря, что мне завтра на мамину свадьбу идти. На что баба Марфа сказала:

— Ты не переживай, девонька, я тебе с утреца, морсик свой на травах принесу. Будешь словно новая монетка! Да и доченька моя, Глашенька, велела за тобой присмотреть. Так что ты не переживай!

После такого обещания скидки мне не делали. А выпитое, как известно, развязывает языки. По разговорам я узнала, что за каждым домовым, закреплен определенный участок академии. Так баба Марфа была главной по столовке, Матвей с сыновьями присматривал за мужским общежитием, а его жена — Настасья с дочерьми, теми самыми Мусей и Дусей— за женским.

— А почему Вы до сих пор общежитие не отремонтировали? — спросила я Матвея.

— Как не отремонтировали? — аж поперхнулся Матвей, — Как только студенты съехали, так и отремонтировали. Ужо месяц как!

— Да! Да! — покивала головой в знак согласия Настасья. — Мы у девчат даже цвет стен поменяли. — Будет время, девочек попроси, они тебе экскурсию проведут.

— А меня тогда почему в преподавательское крыло поселили?

— Так знамо почему! — крякнул старичок с покладистой бородкой. Которую он постоянно наглаживал. Дедушка Фирс.

Но тут же получил тычок от своей жены, той самой  Лукерьи.

— Не нашего этого уразумения, деточка! Нам начальство то не докладывает. Мы люди маленькие. — начала причитать она.

— Ну и ладно, — поняв, что правды так и не узнаю, пошла я на попятную. — В преподавательском крыле наверно лучше.

— Лучше, девонька, лучше! — тут же закивали головами домовые.

— Только скучно и одиноко. — ответила я.

— Ты не бойся, я тебе теперь скучать не дам. — обнадежила меня Прасковья. — Друзья давайте поднимем чарки за мою спасительницу. Долгих лет жизни тебе! — отсалютовала она мне стаканом с  наливкой.

Такой ядреной наливки я еще никогда не пила. На мою просьбу принести вина, мне ответили,