– Пекла маффины с лимоном, – сказала Чарити и помахала рукой, как веером.

– Балка на месте. Если дадите веник, я подмету опилки.

– Хотите кофе?

Он скрестил руки на груди.

– А вы не хотите посмотреть новую балку?

Она вышла из дома вслед за ним. Не дойдя до навеса, Далтон вдруг остановился и постучал по оконному стеклу.

– Потрясающая у вас веранда.

Чарити посмотрела внутрь – сначала на дальнюю стену, потом перевела взгляд на мраморный пол. Она никогда не видела веранду с такого ракурса.

– Я планирую устроить здесь мастерскую. Та, в которой работал дедушка, очень маленькая. И в ней жарковато. Думаю, дедушка обустроился рядом с кухней, чтобы быть поближе к бабушке, а она проводила там много времени.

Далтон соскреб указательным пальцем пятно старой краски в углу окна.

– Ваша бабушка пекла маффины с лимоном?

– Частенько. Но у нее они не подгорали.

– Представляю, какая вкуснятина… – Далтон полотенцем обтер пальцы от краски.

– Вы теперь руки не отмоете. – Чарити усмехнулась про себя и показала на ряд высоких больших окон. – Стекла покрылись солью и запылились.

Он отступил на шаг.

– И правда. А какую мастерскую вы планируете здесь устроить?

– Гончарную.

– Будет просто великолепно. Много солнца и вид на море.

Чарити едва не сказала ему, что где бы она ни работала, ее занимает проект, и пусть вид будет хоть на голую стену. Но Далтон уже свернул за угол и указывал на крышу:

– А вот ваша новая балка.

Чарити запрокинула голову.

– Спасибо. И не беспокойтесь, я подмету сама, попозже. Выписать чек? Или лучше наличными?

– Мне без разницы. Так как насчет маффинов? – Далтон собирал оставшийся инструмент и закреплял на поясе, причем так неторопливо, что Чарити заподозрила – он дает ей время на размышление.

– Вы серьезно? Разве не видели, как из кухни дым шел?

Он пожал плечами.

– Ну что ж, пеняйте на себя. – Чарити развела руками, покачала головой и направилась в дом. Далтон последовал за ней.

– А ваш помощник? Он ушел? – спохватилась Чарити, налив две чашки кофе.

– Да. Я хотел вас познакомить, но он очень спешил. У его детей сегодня игра. – Далтон положил пояс с инструментами на мраморный пол и теперь сидел на высоком барном стуле с кожаной обивкой. – Кофе приятно пахнет.

И как он мог что-то унюхать на фоне сгоревших маффинов?

– Эфиопский, темной обжарки. – Чарити взяла противень, стоявший рядом с духовкой, и со вздохом поставила на стол.

– Выглядит не так уж плохо.

Края бумажных формочек обуглились, в нижней части маффины почернели.

Далтон взял один и освободил от бумаги.

– Главное, знать, как их есть. – Он провел пальцами по окружности маффина и осторожно отделил подгоревшую часть. – Вот смотрите. – Он откусил изрядный ломоть.

Чарити наблюдала за ним через стол.

– М-мм… – Далтон закрыл глаза, и у нее самой потекли слюнки. Он открыл глаза и улыбнулся; лимонная глазурь прилипла к верхней губе. Чарити вскочила и подала салфетку.

– У вас, наверное, тоже все подгорает? Поэтому вы не чувствуете вкуса? – Слова сорвались с языка, как попкорн с горячей сковородки.

Он улыбнулся, вытер рот салфеткой, откусил еще и ответил с полным ртом:

– У моей жены такое случалось.

Разведен? Чарити прикусила язык – и увидела кольцо на левой руке. Широкий золотой ободок. Нет, не разведен. Его плечи горестно поникли.

– Ваша жена…

– Ее больше нет.

Значит, умерла.

– Простите меня.

Чарити должна была произнести эти два коротких слова, иначе его боль повисла бы в воздухе, как запах пригоревших лимонов. А Чарити понимала, что это такое.

Глаза Далтона остановились на ее лице. Зеленые, как море в шторм, и грустные, как океан в ночи.

– Спасибо, Чарити.

Молчание затянулось, но неловкости не чувствовалось. Было уютно сидеть в прохладной кухне, прислонившись к теплому дереву кухонного стола, и наблюдать за игрой солнечных лучей. И почему-то ее потянуло на откровенность.

– Когда я училась в колледже, одна из моих соседок по комнате погибла в аварии. Мне позвонила женщина – я и погибшая соседка были знакомы с ней еще со школы – и сказала: «Я не буду спрашивать, каково тебе на душе. Просто расскажи мне о ней».

Далтон помрачнел, но подался вперед, упершись локтями в стол. Чарити приняла его жест за заинтересованность.

– Мы проговорили целый час.

– И как, помогло? – Тихий голос едва был слышен за гудением холодильника и плеском волн за окнами кухни.

Чарити прижала к груди чашку.

– Та женщина плохо знала погибшую, однако в ее просьбе сквозило что-то чистое и проникновенное. Я не могу это объяснить… да, помогло.

Она заметила, как изменился язык его тела. Только что Далтон вел себя совершенно раскованно, но когда Чарити заметила слезинку в уголке его глаза, напряженно откинулся назад и несколько долгих секунд изучал потолок.

– А знаете, – выдохнула Чарити, – если вам захочется рассказать о ней, позвоните мне, я буду рада выслушать. И не буду спрашивать, каково вам на душе.

– Спасибо, – выдавил он с трудом.

Чарити отодрала формочку с маффина и отделила нижнюю часть.

– Правильно?

Его губы тронуло подобие улыбки.

– А теперь откусите, и побольше.

Она закрыла глаза и вгрызлась в маффин, зная, что лимонная глазурь прилипнет к губам. Кекс был еще теплый, на вкус сладкий и терпкий.

– И правда, не так уж плохо!

– Чарити, а вы здесь надолго? Или только приведете в порядок владения вашего дедушки?

Владения вашего дедушки. Солидно звучит. А ведь он был просто ее дедушкой, который часто сидел за гончарным кругом, рассказывал сказки на ночь, танцевал до упаду и любил смеяться.

– Я переехала сюда. Насовсем.

Зеленые глаза чуть потемнели. Видимо, Далтон обдумывал услышанное.

– Вот так взяли и переехали? – В его голосе звучал оттенок зависти. – Ваши знакомые, наверное, в шоке?

– Нет. То есть я пока оставила за собой квартиру в Нью-Йорке, по крайней мере до конца года. А вещи упаковала в коробки. – Чарити уставилась на чашку. – Мне было не трудно решиться на переезд.

– Потому что здесь жил ваш дедушка? Надо сказать, ваш дом – это что-то невероятное.