550 лет, между Киршнером и Стэнфордом. А для начала выяснить, к кому попал документ от теолога — немца. Не хотелось бы тебя огорчать, Барбаросса, но мне снова придется отлучиться. — Кот в ответ протянул долгое, возмущенное «мя-ау». — Но есть и хорошая новость — успокоил его хозяин. — На этот раз, не на метле, а на обычном самолете.

* * *

В национальной библиотеке Чешской республики хотелось попросить политического убежища.

Потолки, щедро украшенные лепниной и живописью, старинная мебель, статуи — то ли аллегорические, то ли реальных ученых, и вдоль стен, по периметру всех залов, шкафы, шкафы, шкафы — с книгами.

«Просто земля обетованная» — подумал Чехович.

Он отдал заявку женщине — библиотекарю и та минут через пятнадцать принесла довольно тощую серую папочку, на которой от руки, красивым, крупным почерком было написано: «Johann Kirschner. 1346–1409».

Эдвард устроился прямо здесь, в зале выдачи заявок, со стеклянным потолком, строгим, современным интерьером и компьютерами на столах. Положил папку перед собой…

Работая в архивах и изучая документы людей, живших за много столетий до него, он каждый раз испытывал неловкое чувство — как будто подглядывает в замочную скважину или украдкой, пока автор отлучился, читает чужие письма. И то, что подобное действо, совершаемое при жизни человека, считается неприличным, а после его смерти превращается во вполне благопристойное архивное исследование, всегда казалось Чеховичу довольно хиленьким оправданием.

Он наконец, раскрыл папку, и увидев ее объем, подумал: «Вот ведь, был выдающийся ученый, написал больше тридцати работ по теологии, его труды «О внутреннем храме» и «О даровании царствия Божьего» до сих пор цитируются богословами… А в папочке — всего несколько бумажек и среди них — он перелистнул документы — даже ни одного личного письма. Либо не сохранились, либо некогда было письма писать, либо жил затворником. Но скорее, последнее».

Первым документом было свидетельство о присвоении Иоганну Киршнеру степени доктора богословия. Гейдельберг, 1373-й… Ого, в 26 лет! Неплохо. Видно, действительно был одаренный юноша, но это не про рукопись. Дальше.

Королевский указ о даровании Иоганну Киршнеру какого-то звания… О, это узнаваемо. Все короли, президенты и Генеральные секретари всегда любили — хлебом их не корми — награждать ученых, артистов и спортсменов. По отечески. Мол, «родина помнит, родина знает, родина ценит». Дальше.

Какие-то университетские документы, похоже, что-то вроде «отчетов о проделанной работе». Написаны, видимо, уже рукой самого Киршнера… Хм, интересно… У них тоже были планы? Неужели, квартальные? И по ним отчеты заставляли писать?.. Ну, да ладно, упоминаний о чем-то, что могло иметь отношение к рукописи, в них нет. Дальше.

Хм, интересная бумажка. В отличие от всех предыдущих — действительно «бумажка», а не пергамент, причем, современная… Ага, на этот раз, кажется, горячо! В правом верхнем углу — синий штамп: «Kopie». Ниже — от руки, по-немецки: «Я, Иоганн Киршнер из Ахена, подтверждаю, что получил от Его Величества, Вацлава IV 350 золотых дукатов, в чем подписываюсь. Января 16-го дня 1409 года». Витиеватая и длинная подпись.

Интересно, за что его величество заплатил ученому такую солидную сумму — больше килограмма золота? И, кстати, почему это не указано в расписке?

Чехович откинулся на спинку кресла и задумался.

Вацлав 4-й… Сын Карла 4-го, основавшего Пражский университет, построившего знаменитый Карлов мост и замок Карлштейн под Прагой. Из тех самых детей, на которых отдыхает природа… Пьяница и мот, дважды попадавший в плен, лишенный титула короля Германии, единственный из Люксембургской династии, так и не ставший императором Священной Римской импери. Но при этом — «добрый малый», не жестокий, что редкость для тогдашних королей (пытки и страшная казнь священника Яна Непомуцкого, совершенные по его приказу — единственная тень на его репутации. Но чего не сделаешь в запальчивости и по пьяне, будучи королем! Да и понятия о гуманизме и правах человека тогда немного отличались от нынешних), ценитель искусств и коллекционер всяческих раритетов…

Что, если он купил рукопись у Киршнера и эти деньги заплачены как раз за нее? И дата, стоящая в расписке, в общем, не противоречит этой версии. Кстати, Киршнер умер в этом же году, вскоре после этой сделки. Но как же ученый мог продать рукопись, доверенную ему его ученицей?..

В папке были еще несколько документов, но к интересующей Чеховича теме они тоже не относились.

— А почему «копия»? — раскрыв папку на заинтересовавшем его документе, спросил он у библиотекарши. — И где оригинал?

Та мельком взглянула на бумагу. — Расписка дана королю, значит, осталась у него. И находится, вероятно, в Архиве Чешской Короны. Но так как к ней имеет отношение и тот, кто ее дал, с нее сняли копию и поместили сюда.

— А можно и мне сделать копию?

— Да. Нужно заплатить две кроны и подождать.

«Две кроны — интересно, сколько это было бы в чешских грошах?» — подумал Чехович, играя в кармане монетами, оставшимися у него «оттуда».

Всю дорогу из Праги в Петербург он искал ответы на вопросы, которых становилось все больше. Допустим, думал Чехович, эти деньги Вацлав действительно заплатил за рукопись. Но откуда он о ней узнал? Ведь монахиня и передала кодекс Киршнеру, чтобы спрятать его, прежде всего, от властей — церковных и светских. Была ли смерть Киршнера, произошедшая вскоре после этой сделки, как-то связана с ней или это просто совпадение? Страшно подумать, что за таинственная история произошла у них там с Камиллиным манускриптом! Кстати, хоть это напрямую и не относится к теме — просто любопытно — на что профессор потратил 350 королевских дукатов? И наконец, главный вопрос: допустим, еще 10 лет, до смерти Вацлава IV, рукопись находилась у него (что тоже не факт). Но тогда куда она делась потом?..

* * *

— Представь себе, Барби, они прислали мне полный архив библиотеки Вацлава IV за все те годы, за которые я просил! Даже я сам уже успел забыть о своем запросе!

Кот понимающе мяукнул, а хозяин уже нетерпеливо изучал присланный из Министерства внутренних дел Чехии документ.

Так как расписка Киршнера была датирована 1409-м годом, Чехович заказал каталог начиная с 1408-го и заканчивая 1420-м — на всякий случай. Но рукопись появилась в нем именно в 1409-м, причем, была добавлена в конце списка — ну, ясно — как «новое поступление». И присутствовала в каталоге до 1419-го — года смерти короля. В записях следующего года ее уже не было.

Каталог был составлен, как любезно, словно специально для Чеховича, было указано в его заглавии, королевским библиотекарем, Яном Беднаржем. Эдвард