После школы Дуню встретил Додик и с ходу объявил, что они жених и невеста, а уже завтра станут муж и жена, так как в загсе все проплачено, а где нужно — схвачено. Если бы родители успели предварительно провести среди Дуни разъяснительную работу, возможно, она отнеслась бы к заявлению Додика с большим пониманием. Но девушка о материнских намерениях не знала, не ведала, и слова Додика стали для нее неприятным сюрпризом. Попытавшись уладить дело миром, она стала объяснять нежданному жениху, что ей еще учиться и учиться: нужно закончить восьмой класс, потом девятый, десятый, одиннадцатый, а там ученые люди поговаривают еще и о двенадцатом. После окончания школы ей хочется поступить в институт, защитить диплом, и вот тогда можно думать о поисках спутника жизни. А пока замужество не входит в ее планы. Додик противоречий не терпел и возразил невесте в том смысле, что если она не соглашается выходить за него замуж завтра, то станет его супругой здесь и сейчас, и потянул суженую в ближайшие кусты. Тут Дуня испугалась по-настоящему, стала визжать, вырываться, царапаться, кусаться и, как примерная ученица школьного физрука, вспомнила элементарные приемы самообороны, которым педагог обучил своих подопечных. Да и по телевидению накачанные спортсмены-каратисты частенько объясняют субтильным барышням, что им нечего надеяться на нерасторопное государство, они сами должны и легко могут справляться с разнообразными маньяками, нападающими на них во тьме ночных улиц (да и средь белого дня таких хватает). Дуня со страху применила рекомендованный физруком и мастерами спорта прием — и Додик, взвыв от боли, отпустил свою жертву. Но хотя у Дуни и по легкой атлетике тоже была пятерка, бегу в туфлях на высоких каблуках физрук их не обучал, а Дуня, вопреки запретам матери, посещала школу именно в такой обуви и далеко убежать не сумела. Додик догнал ее аккурат возле мусорного контейнера, для начала треснул кулаком по макушке, потом стал избивать чем попало по чему попало, затащил за помойку, бритвой порезал на ней одежду и объявил, что от любви до ненависти один шаг и он этот шаг сделал. На таких стервах не женятся, он сейчас изнасилует ее в традиционной и извращенной форме, потом продаст в бордель, и пусть скажет спасибо, если не исполосует бритвой и не перережет ей горло. А если родители будущей проститутки попытаются хотя бы пикнуть, их живыми закопают в землю, а вздумают бежать — найдут в любом царстве-государстве. Свои слова Додик подкреплял практическими действиями, и Дуне пришлось бы здесь же, у помойного контейнера, начать свою взрослую половую жизнь, оденься она по совету матери в приличное для девушки ее возраста платье нормальной длины. Но поперечная Дуня надела джинсы, а их снять, понятно, гораздо труднее даже с помощью бритвы. Конечно, Додик все равно достиг бы желаемого, но это промедление Дуню спасло. Ее знакомый бездомный пес, которого Дуня иногда из жалости подкармливала колбасой, бежал мимо в поисках мало-мальски пригодного пропитания. Подбегая к вожделенной помойке, он и увидел, как обижают его благодетельницу. Видимо, Дуня предстала в его воспаленном от голода воображении в образе незабываемой колбасы, на которую покушается двуногий злодей, и пес ринулся на Додика и вцепился ему в правую руку, сжимавшую опасную бритву. А зубищи у собаки были преогромные. Додик выронил бритву и заорал как резаный! А пес дополнительно хорошенько тяпнул его еще и за филейную часть, выглядевшую для голодной собаки особенно соблазнительно, потому что Додик спустил и свои штаны тоже, готовясь свершить первую часть прорекламированного им мерзкого деяния. После этого подвига храбрость оставила доблестного пса, и трусоватый Дунин защитник бросился бежать без оглядки. И Дуня, на ходу натягивая джинсы, побежала быстрей, чем мышка от кота, но не к своему дому, а к соседке, потому что боялась преследования Додика, а на миру и смерть красна. Дальнейшие события уже излагались выше. Дуня рыдала на груди у матери, и Ирина Степановна, обнимая дочь, окропляла ее обильными слезами, обеих била нервная дрожь, их зубы словно выстукивали пулеметной дробью мотив известной песни: «Та-та-та, — говорит пулеметчик. Та-та-та, — говорит пулемет». Но диссонансом этой грозной музыке последнего решительного и беспощадного боя звучали панические стоны-всхлипывания: «Бежать… бежать… бежать…»

— Бежать… Но куда? — подняла залитое слезами лицо несчастная мать. — Нет такой страны на свете, где мы могли бы чувствовать себя в безопасности от убийц-рецидивистов, которые грозят закопать нас в землю живыми…

— Есть такая страна! — как гром среди затянутого мрачными грозовыми тучами неба, вдруг прозвучал голос отца семейства. Господин Федотов, потрясая дланью, возвышался над согбенными фигурами своих близких. — Есть такая страна! Там вообще нет никакой преступности, тем более рецидивной, потому что в их УК только две статьи: первая — кража, и вторая — прочие тяжкие преступления. Соответственно, их УК предусматривает два вида наказаний: за кражу отрубают руку, за прочие тяжкие преступления — голову. Поэтому и нет никаких убийц-рецидивистов. Сама посуди, какой может быть рецидив без головы?

— И где этот райский уголок? Как называется эта благословенная страна?

— Эта солнечная страна называется Эмираты, и граждане живут там, как при когда-то обещанном нам коммунизме, хотя шейхи, ими правящие, и не руководствуются идеями великого итальянского философа шестнадцатого века Джованни Кампанеллы, автора знаменитой утопии «Город солнца». И я завтра же с первой электричкой еду в Москву — занимать очередь в посольство Эмиратов. Буду оформлять визы на въезд и покорнейше просить шейхов осчастливить нас гражданством этой чудесной страны. А сегодня мне нужно спасти спасителя нашей дочери — немного трусливого, но благонамеренного пса, иначе жестокий и мстительный Додик обязательно его убьет, — и господин Федотов, взяв в одну руку топор для самообороны, а в другую — кусок ливерной колбасы «Собачья радость» для установления взаимопонимания с четвероногим спасителем дочери, опасливо оглядываясь, направился к помойке. Посетив несколько столовых для друзей человека, он отыскал пса, которого голод заставил вернуться к месту его боевой славы, заманил пса колбасой в дом, а там, на кухне, Дуниного спасителя уже ждала полуведерная кастрюля супа из куриных голов и лап. Защитник сожрал весь суп, вылизал кастрюлю и попросил добавки. Слопав и вторую порцию, благодарный пес лег возле чаши изобилия, всем своим видом демонстрируя твердое намерение защищать любимую посудину, не щадя вражеской крови и самой жизни супостатов.

Весь следующий день Ирина Степановна с Дуней просидели дома, тревожно вздрагивая от каждого шороха за накрепко запертой железной дверью. Вооружившись — мама топором, а дочка кочергой, реликтом бывшего печного отопления, — они не теряли бдительности ни на минуту, еще и еще раз проверяя крепость решеток на окнах. Господин Федотов вернулся домой из Москвы поздно вечером в невеселом настроении. Оказалось, в посольство стояла такая очередь, что записываться нужно было за месяц, а потом каждый день ездить к шести утра отмечаться у ночного добровольного дежурного. И еще знающие люди из очереди сказали, что все женщины в Эмиратах обязаны ходить в хиджабах.

— Вы готовы носить хиджабы?

— Готовы! — хором ответили Ирина Степановна и Дуня.