Продавщица выложила нежную тонкую полоску трусиков из шелка и гладкий лифчик.

— А… как этот комплект называется? — ни с того ни с сего спросила Ульяна.

— Здесь написано, правда, по-английски, — замялась девушка.

— Давайте, я прочитаю, — протянула руку Ульяна. — Здорово! — Она засмеялась.

— А… что там написано? — полюбопытствовала продавщица.

— «Возьми меня», вот что там написано. Продавщица захихикала.

— Вот это да! Для подарка просто замечательно. А перевод названия можно переписать на открытку.

— Та, кому я дарю, сама прочтет.

Продавщица согласно кивнула, и было ясно, что она уже относит себя к таким же посвященным.

— Берем, значит, — игриво покачивая на одном пальчике обе вещички, сказала она скорее утвердительно, чем вопросительно. — Да?

— Да, я беру, — услышала себя Ульяна и удивилась, но бумажник из куртки вынула.

Она вышла из магазина с пакетом, слабый ветерок набросился на него и принялся подкидывать вверх. Черт побери, и почему она купила это великолепие за такую кучу денег? Зачем она вообще купила это белье? Она остановилась и недоуменно посмотрела на пакет. Пожав плечами, оглянулась на витрину, которая изнутри была затянута розовыми вертикальными жалюзи, от чего нутро магазина казалось таинственным и хотелось войти и раскрыть тайну. Вернуться и отдать обратно? Но она ясно помнила текст на прилавке: «Белье обратно не принимается и не обменивается».

Ульяна отвернулась от магазина и пошла дальше по тротуару. Да что происходит наконец? Как будто подарок тетки, а не она сама руководит теперь ее поступками. Ну, пока еще не совсем руководит, она сопротивляется, и довольно успешно, но иногда промашка выходит.

Внезапно Ульяна остановилась посреди тротуара и захохотала. Подумать только, она, Ульяна Кузьмина, взяла и купила свадебное белье за бешеные деньги! Это сделала она, у которой нет жениха и которая вообще не думает о замужестве!

Та-ак, если себя не остановить, если дать волю мыслям, что еще она накупит? Ага, белое платье. А фату? Вот на ней она, пожалуй, споткнется. Невинность давно потеряна. Разве что веночек из цветов?

Никого на улице не было, поэтому внезапный хохот остался без внимания, только парочка индоуток — плод безумной или бездумной любви уток и индюков, которых стали разводить смышленые селяне, — с клекотом шарахнулись к забору. Обычно агрессивные, они испугались, значит, она их пробрала до самых печенок своим смехом.

Ульяна вытерла слезы, выступившие на глазах, и ее осенило. Цветы! Не-е-т, не для свадебного букета, иначе ей пришлось бы покупать его из бессмертников, фыркнула она, ей надо купить семена цветов. Как хорошо, что вспомнила.

Она любила сажать цветы. Здорово, встанешь утром, выглянешь в окно, а цветы смотрят на тебя, уже раскрывшиеся и жаждущие обожания. Сейчас середина апреля, но уже проклюнулись возле колодца гиацинты и нарциссы. Она усадила их по кругу, перемежая голубые, желтые и розовые, и все, кто видел, ахали. А еще в этом сезоне должны зацвести невероятные сетчатые ирисы, которые она посадила прошлой осенью.

К этим луковицам у нее было странное отношение, она, сама себе не признаваясь, загадала, что если они зацветут, то ее жизнь изменится. Наверное, и это связано с теткиным подарком, потому что она купила их, когда ехала с ее подарком из Питера и остановилась в Москве. Ульяна думала, покупая в лавочке пять луковиц из голландского пакета, что они станут символом новой жизни. Ее жизни, Ульяны Кузьминой.

Семена ночной фиалки уже куплены, теперь она купит махровых васильков и ромашек. Раскидает их, и получится замечательное поле возле бани. Она представила себе лицо Сомыча — всякий раз он изумлялся ее цветоводческой манере.

— Улей, ну почему ты сажаешь их не на грядки, не на клумбы, а всегда кучей?

— Чтобы им было теплее, — смеялась она.

На самом деле, она все цветы сажала кучей. Поэтому даже самые обыкновенные ноготки казались странными, нереальными, недеревенскими цветами. Это как толпа и человек-одиночка. Летняя толпа всегда ярче, как бы пестро ни оделся одиночка.

Она повернула к хозяйственному магазину, где всегда продавали семена.

Стрелка электрических часов дернулась и замерла, Ульяна увидела, что поезд с охотниками вот-вот придет. Редкие пассажиры, замученные ожиданием, слонялись по недавно построенной платформе, собаки, махая хвостами, цокали когтями, перебегая из тени на солнышко. Они, видимо, уже почувствовали далекий гул рельсов, по которым летел тепловоз с десятком вагонов в связке.

И точно — гудок, дым из трубы, такой же густой, как из пекарни за путями, только запах не тот. Ульяна поймала себя на том, что с радостью вдыхала аромат свежего хлеба, и, сама того не думая, оказывается, воображала шанежку, которую не прочь купить в магазине при пекарне. Рот наполнился слюной, но бежать в пекарню уже некогда.

К станции подкатил поезд.

Она подошла к середине состава, по ступенькам вагона уже спускались гуськом мужики с рюкзаками и ружьями в чехлах.

Все как обычно, как много лет подряд и много раз — весной, зимой, осенью. Ульяна немедленно собралась, крепче сжала пластиковый пакет с магазинным уловом и приготовила улыбку, которая должна понравиться этим мужикам. Ульяна Кузьмина чувствовала себя при исполнении служебных обязанностей.

— Здравствуйте, рада приветствовать вас, — вылетали дежурные слова прежде, чем она могла подумать. Но глаза ее всматривались в приезжих, а нет ли среди них?.. Дура, оборвала она себя и выругала за внезапно пришедшую мысль. Это обычные старые мужики. Судя по всему, из бывших, кто привык охотиться в заказнике еще в прежние времена. Но теперь без машин, без должностей, и похоже по их одежде, из прошлого у них сохранилась только одна страсть — охота. С такими просто. Она улыбнулась своей самой обаятельной улыбкой.

— Привет, привет, дочка. — Самый толстый подошел к ней. — Ух, елки-моталки, теперь вот такие красотки с нашим братом работают, а? — Он покачал головой, оглядывая ее голубые джинсы, черный пуховик до талии, кепку, надетую задом наперед. Кажется, от ее желтых кожаных ковбойских сапог с заклепками он не мог отвести глаз и готовился высказаться, но потом передумал и решил снабдить девушку «визитной карточкой». — У меня даже секретарши такой красивой не было. — Мол, знай наших. Не лаптем щи хлебали в свое время.

Ульяна, привыкшая к подобным комплиментам, только улыбнулась и кивнула:

— Всему свое время, как говорила моя бабушка.

— Намек понял. — Мужик засмеялся. Она подняла бровь:

— Но я ни на что не намекала.

— А я его принял, твой намек. — Он подмигнул ей. — Что я гожусь тебе в дедушки.

Она засмеялась, ничего не сказала, потому что к ним подошли еще двое.

— Ну, как, уже тянет? — не здороваясь, спросил охотник с длинным острым носом и иссиня-черными, будто крашеными волосами, похожий на ворона.