Я спросил резко:

– Какие?

– Челядь решила пограбить, есть убитые. Сейчас там заваруха. Стража, что охраняла заложников, тоже с челядью.

– Немедленно туда отряд!

Он крикнул:

– Уже сделано, ваше величество.

– Норберт успел? – спросил я с облегчением.

Он ответил виновато:

– Его не было, пришлось мне.

– Что приказал?

– Бунтовщиков не щадить, – ответил он торопливо. – Уцелевших заложников взять под охрану. Теперь они как бы наши то ли заложники, то ли спасенные… Вам решать!

– Молодец, – сказал я. – Растешь, Чекард. Думаю, пора тебе титул виконта и полномочия пошире.

– Ох, ваше величество!

– Не бойся, – сказал я наставительно, – и дальше брать на себя ответственность. Исполнители не так быстро растут, как инициативники. Правда, инициативники и падают чаще с высот мордой о камни… Веди, посмотрим на заложников.

Из здания люди Чекарда уже выволакивают трупы и раненых местных из челяди. Несколько человек в форме дворцовой стражи добивают и бросают их тела в кучу.

Примчался запыхавшийся Юстер, глаза как блюдца, я сказал успокаивающе:

– Все под контролем!.. Мои люди успели. Посмотрите еще раз на челядь, вы их знаете лучше. Неблагополучных уберите сразу. Больше никаких грабежей и бесчинств!

Он вскрикнул в страхе:

– Как… гости его императорского величества?

– Целы, – сказал я. – Их охрана тоже на ваших плечах?.. Все в порядке, сэр Юстер. Теперь вам будет легче.

Он проговорил с натугой:

– Даже не знаю, как благодарить…

– Мы вместе делаем общее дело, – ответил я высокопарно и, сделав знак своим следовать за мной, двинулся в здание.

Мелькнула мысль: как же хорошо, что череп забит штампами, когда-то ненавидел, что лезут со всех сторон, а это, оказывается, так удобно для употребления перед теми, для кого это еще не стало штампами. Штампы – нечто выверенное, устоявшееся, правильное и красиво оформленное, а ненавидим их только за то, что штампы, но когда произносишь впервые – то это яркая и оригинальная мысль в идеально компактной форме.

В холле много крови, по углам слышны крики, там режут последних неудачливых грабителей.

Я посмотрел на широкую лестницу, ведущую наверх, там не меньше восьми этажей, поморщился.

Чекард подбежал по моему повелительному знаку.

– Ваше величество?

– Чекард, – сказал я, – тебе задание. Некогда мне ходить в зверинцы! Вашему лорду мир спасать надо, а ты собери этих заложников и объясни ситуацию. Нам заложники не потребны, мы не хвататели чужого добра, а как бы освободители угнетенного и прочего народа. Насчет того, что будем освобождать их карманы, умолчи, понял? Зато побольше насчет всевозможных свобод, кроме свободы убивать и грабить.

Он кивнул, вытянулся:

– Благодарю за высокое доверие!.. Насчет того, что убивать и грабить можно только нам… умолчать?

– Они и так поймут, – ответил я недобро. – Нечего тыкать палкой в больные места. Действуй!

Я повернулся и пошел из здания, а он, взвеселенный еще больше, начал бодрым голосом рассылать людей своего отряда по этажам.

Глава 8

В исполинском дворе пусто, как в ограбленной могиле. Люди Юстера вернулись к охране периметра дворца, отряды Макса целеустремленно прочесывают город, истребляя замеченных или даже заподозренных в грабежах и насилиях, а отряд моих многочисленных телохранителей, среди которых Хрурт и Умальд просто утонули, так же старательно и скрупулезно обшаривают все здания императорского дворца.

Это займет их надолго, хотя, на мой взгляд, занимаются ерундой, никто в обреченном на гибель мире не станет устраивать засады или готовить ловушки, но пусть, какие-то ловушки могут остаться еще с благополучных времен.

На четвертом этаже возникло некоторое замешательство, там трое разведчиков остановили старика, в котором я узнал Джонатана Кавендиша, королевского мага, а к нему тесно прижимается юная принцесса, внучка императора Германа.

Маг устало опирается на посох, а принцесса первой заметила меня и, высвободившись из-под руки мага, храбро сделала шаг навстречу.

– Снова вы?

Телохранители переглянулись, кто-то хмыкнул, один тихонько ржанул, снова легенды начнут множиться, лестные для моего мужского самолюбия.

Я поинтересовался строго:

– А почему не там, где все прочие принцы и принцессы соседних держав?

Она так рассматривала меня во все глаза, что даже не сразу ответила своим тонюсеньким голоском:

– Там наши апартаменты, но днем мы можем… А кто вы?

Из телохранителей снова кто-то довольно ржанул за спиной, подразумевается, лорд брюхатит и даже имен не спрашивает, есть ли более сладостная мечта для мужчин.

Я кивнул в сторону долговязой фигуры мага.

– Он уже знает.

– Он мне сказал, – сообщила она рассудительно, – потому я вышла. Только не верю ни единому слову.

– Все верно, – согласился я. – Мужчинам нельзя верить, мама правду говорила. Все они обманщики!.. Принцесса, вы вообще-то больше не заложница.

Она смотрела на меня во все глаза, явно Кавендишу успели растолковать, кто мы и почему рядом с городом страшно высится чудовищная громада Багровой Звезды, а он как смог объяснил внучке императора такое невероятное, во что и сам, похоже, до сих пор поверить все еще не может, потому и ее не убедил.

– Принцесса, – повторил я, – вы свободны. Можете упорхнуть к своей родне, но сейчас не представляю, как это сделаете. Потому проще остаться пока здесь.

Она спросила тонким голоском:

– Пока… это насколько?

– Не знаю, – ответил я честно. – Если ваш маг может перенести в ваше родовое гнездо, пусть сделает… если желаете.

Она спросила внезапно:

– Так кто вы?

Я пожал плечами:

– Если вам трудно отказаться от моего благородного образа вожака воров, держитесь за него! Говорю как опытный психотерапевт-интуитивист. Меня как только не называли.

Она пообещала с детской осторожностью:

– Я назову вас, как вы себя назовете.

– Вообще-то, – сказал я скромно, – говоря со всей присущей мне застенчивостью артиста, я Воин Света и борец за всеобщую справедливость. Ну, как понимаю, а я пониматель самый лучший в мире, как мне почему-то кажется. И там, где прохожу, все становятся такими понимающими-понимающими…

Она зябко посмотрела в окно, за которым вдали высится багровый купол, похожий на раскаленный в небесном горне слиток металла. Я видел, как съежилась, как птенчик под холодным дождем, пискнула совсем тоненьким голоском: