лагерь, обнаружили, что из-за грибковой инфекции кожа на их ногах гноится и отслаивается полупрозрачными белыми полосками, похожими на ленточных червей. Они не жалуются на мух, которые наводняют лагерь; постоянный кашель, текущие сопли и слезы, опухшие глаза из-за непрестанных пыльных бурь; или приступы рвоты и диареи, которые донимают около четверти из них. Вместо того чтобы жаловаться на эти страдания, морпехи хохочут.

И мало кто из них признается в каких-либо глубоких опасениях, не говоря уже об откровенном страхе.

— Хватит с меня этого дерьма в духе крутых парней, — заявляет сержант Нэйтан Хеллер. — И в бою мне ничего не нравится. Не люблю стрельбу. Я терпеть не могу боевые действия.

Хеллер, как и многие другие, поступил в морскую пехоту, чтобы что-то кому-то доказать. Он вырос в бурной семье в неблагополучном районе пригорода и, после того как ему стукнуло двадцать, четыре года еле сводил концы с концами, изымая за неплатеж автомобили в южно-центральном районе. Он ненавидел свою работу и одновременно наблюдал за тем, как его друзей и одного близкого родственника посадили в тюрьму за насильственные преступления, которые были в их мире практически обычным явлением. Хотя Хеллер — на четверть англосакс по линии матери, преимущественно он — американский индеец, и говорит, что был воспитан в ненависти к богачам.

Он утверждает, что несколько лет назад умышленно уклонился от получения диплома местного колледжа, хотя ему не хватало всего нескольких баллов, чтобы его заработать, потому что, по его словам:

— Мне не нужен был какой-то клочок бумаги от ректора, говорящий о том, что мог бы пригоден к тому, чтобы функционировать в его мире.

Но после четырех лет изымания автомобилей в беднейших районах у него наступило прозрение:

— В меня стреляли, и я зарабатывал смешные деньги, всего лишь защищая имущество кучки богатых банкиров.

Тогда он поступил на службу в морскую пехоту. Служить можно, рассудил он, но делать это нужно с «честью и достоинством».

Хеллер был среди первых морпехов, которые вступили в Афганистан, и провел там сорок пять дней в окопе, но в ту войну в него едва ли стреляли. По его словам, сейчас он сожалеет, что повторно завербовался на службу после Афганистана.

— И о чем я тогда думал, приятель? — вопрошает вояка. — Каждое утро мне кажется, что я сегодня погибну. Ради чего? Чтобы какой-то полковник мог стать генералом, бросив нас в очередную перестрелку?

В следующую ночь самолет-разведчик сообщает, что к периметру лагеря якобы приближается вооруженная колонна иракцев, и морпехи рядом с позицией Уокера утверждают, что насчитали сто шестьдесят иракских машин, у которых почему-то включены фары. Уокер, который также следит за огнями, высмеивает это донесение.

— Это огни деревни, — успокаивает своих людей сержнт

Другие его мнение не разделяют. На высших уровнях дивизии передается тревога — на разведбатальон вот-вот нападут крупные иракские вооруженные силы. Военная доктрина США в таких ситуациях трактуется довольно недвусмысленно: если существует вероятность непосредственной угрозы — бомбить ее на хрен. Один из офицеров, капитан, говорит об этом так:

— По нам делают несколько разрозненных выстрелов, а мы стреляем в ответ с такой ошеломляющей силой, что сравниваем их с землей. Я называю это приструниванием хаджей, — рассуждает, употребляя распространенное среди военнослужащих США прозвище для иракцев.

В следующие несколько часов волны реактивных штурмовиков и бомбардировщиков сбрасывают вокруг лагеря громадного количества снарядов. На утро отправляет пеший патруль для оценки повреждений от бомбардировки. Бойцы видят множество воронок рядом с деревней, но не обнаруживают никаких признаков оружия. Сержант Хоппер Ли из роты «Хаос», который руководил одним из патрулей, отрапортовал:

— Мы могли пойти дальше. Мы не добрались до всех мест, куда упали бомбы, но полагаю, они и не хотели, чтобы мы слишком глубоко в этом копались и возможно обнаружили, что нанесли повреждения домам или мирным жителям. Или вообще ни во что не попали.

Разведбатальон отходит от аэродрома и воссоединяется с основной боевой силой морской пехоты в центральном Ираке — Полковой боевой группой, которая разбила лагерь у шоссе — основной дороги между городом «R» и городом «N». Группа RCT 1, которая состоит примерно из несколько тысяч морпехов, где-то в двадцать раз больше разведбатальона, и намного лучше вооружена, имея в распоряжении около 200 танков и бронированных машин. Очевидно, чувствуя себя в безопасности с таким большим количеством бронетехники поблизости, командование батальона разрешает бойцам лечь спать просто так, а не в окопах, которые, как правило, защищают их от осколков снарядов в случае нападения.

Около полуночи меня будит серия взрывов, которая превращает поле по ту сторону выстроенных в ряд батальонных Хамви в нечто, похожее на море из сине-оранжевого сплава. Пытаясь закатиться под Хамви и там спрятаться, натыкаюсь на Эдвардса, который спит по соседству.

— Не волнуйся, — кричит он поверх грохота. — Это наша артиллерия. Просто ведут обстрел по близкой цели.

После этого он снова засыпает.

На следующее утро бойцов информируют о том, что им повезло остаться в живых — их почти разбомбила иракская артиллерия, а вовсе не американские снаряды, стреляющие по «близкой цели». Лейтенант Сэмюэль или же «Иман», командир второго взвода роты «Мародер», сообщает новости с отталкивающе довольной улыбкой:

— Эта иракская ракетная система уничтожает все живое в целом квадрате сетки — квадратном километре. Они знали наши координаты, и промахнулись всего на несколько сотен метров. Нам опять повезло.

«Иман» также говорит своим людям, что батальон возобновляет движение на север.

— Мы следуем вдоль канала города «Т», цель перемещения — вступить в соприкосновение с врагом.

Он снова улыбается с мрачным удовольствием через черную флисовую балаклаву. Это значит, что батальон будет перемещаться по открытой местности в направлении предполагаемых засад, пытаясь таким образом «выкурить» врага. Разведбатальон возьмет на себя западную сторону канала и будет двигаться впереди группы RCT 1, которая будет ехать по противоположному берегу. Пункт назначения — это город «G», город с населением около сорока тысяч человек. Это штаб-квартира партии и место расположения крупного подразделения Республиканской гвардии.

Около восьми утра отправляюсь в путь вместе с группой Уокера — снова в одном Хамви с пулеметом SAW слева, капралом Флойдом Лоутоном у гранатомета Mark‑19 в башне, Эдвардсом за рулем и сержантом, который командует с переднего пассажирского сиденья. Батальон передвигается