Для Юнга и Бог и человек должны пройти через мир и искупить его, чтобы понять свою полную сущность. Это точь-в-точь представление каббалистов, выраженное в их символе тиккун-ха-олам. Как писал Сегал, гностицизм фактически утверждает точную противоположность юнгианской психологии.

Интересно, что алхимики во многом сходятся с Юнгом (и каббалой) на этом критическом моменте, нежели гностики. Смысл алхимии - преобразование мира материи, а не побег из нее. Для гностицизма низведение мира - самоцель. Для алхимиков – это предварительное условие для нового творения, так же, как в и каббале швират ха-келим, разбивание сосудов и крах первых миров, который готовит почву для искупления мира - тиккун ха-олам. Таким образом понятно, что Юнг написал бы к концу Красной Книги, что это было только столкновение с алхимией, начинающейся в 1930, который позволил ему устроить события, которые произвели Красную Книгу в последовательное целое. Как мы будем видеть в главе 2, европейская алхимия была самостоятельно обязана Кабале для ее духовного ядра.

Юнг в большей мере каббалист, нежели гностик, что проявляется в ряде других опорных точек. Например, согласно гностикам, Бог-демиург или Создатель (архетип Бога по Юнгу) является всецело злым, тогда как для самого Юнга (и каббалистов) он представляет и добро и зло, персону и тень, единство противоположностей. Действительно, гностицизм придерживается радикальной двойственности доброй непроявленности и злой материи; в то время как для Юнга и для каббалистов добро и зло начинается (и заканчивается) в той же самой точке, эти понятия взаимозависимы, и не должны быть идентифицированы только лишь с духом и материей. Эта идея вновь тревожит Юнга и прослеживается в опыте Красной Книги, и является весьма еврейской в своем происхождении. Если бы Юнг был лучше знаком с каббалой, особенно в ее лурианском представлении, он нашел бы систему мифического мышления, намного более совместимую с его психологией, нежели гностицизм. В 1954, вскоре после открытия им лурианской каббалы, и после завершения Mysterium Coniunctionis, Юнг почти признал эту точку зрения. В письме Джеймсу Киршу (16 февраля 1954), он пишет:

Еврей имеет преимущество в том, что он давно ожидал развития сознания в его собственной духовной истории.

Этим я имею в виду этап лурианской каббалы, разрушение сосудов и помощи человека в их восстановлении. Здесь впервые появляется мысль, что человек должен помочь Богу возместить убытки, вызванные творение. Впервые признана вселенская ответственность человека.

С точки зрения Юнга, в отличие от гностиков, человечество не должно избегать мира, оно ответственно за его преобразовние и восстановление. Именно это понятие "восстановления мира", называемое каббалистами тиккун ха-олам, объединяет Юнга с еврейской мистической традицией.

ГНОСТИЦИЗМ ЮНГА

Прежде чем обратиться к нашей следующей важной теме, взаимотношениям каббалы и алхимии, я кратко прокомментирую вопрос, который был предметом спора многие годы, вопрос так называемого "гностицизма" Юнга. Вопрос достигает крайней точки в контексте того факта, что главным "обвинителем" Юнга в этом отношении был еврейский философ Мартин Бубер, толкователь хасидизма и когда-то переводчик каббалистических текстов. Бубер наседает на Юнга за то, что тот низвел Бога до аспекта Самости, и был не в состоянии признать, что основной опыт божественности достигается через отношение к тому, кто полностью "другой", как в опыте, который сам Бубер ясно сформулировал Я-Ты. Теология Юнга, согласно Буберу, является гностической в пренебрежительном смысле, в том, что Юнг низводит Бога до человечества.

Юнг яростно отклонял гностические эпитеты, не потому что он отклонил бы любой конкретный гностический символ или теорию, а потому что он рассмотривал себя как эмпирического ученого, который в своей работе должен был полностью отвлечься от любых метафизических или теологических догм.[39] Для Юнга Бог, Плерома, божественная искра, и т.д., реальна в психологическом отношении, но он настаивает на том, что не может судить относительно их метафизического статуса. Что касается критических замечаний Бубера, Юнг считал, что подлинное столкновение с Самостью было необходимой предпосылкой для истинного и длительного столкновения с "Я-Ты", с Богом.

В октябре 1935, спустя более года после того, как Эрих Нойманн эмигрировал из Германии в Палестину, он написал Юнгу об опасении, что его глубокая связь с юнгианской психологией подведит его к "опасности предательства [своих] еврейских корней". Нойманн писал далее, что аналитическая психология "выросла на своей земле... - Швейцария, Германия, Запад, Христианство", и что еврейская индивидуация должна базироваться "на нашей совсем другой архетипической коллективной основе, потому что мы - евреи'".[40] Юнг написал в ответ, что у аналитической психологии "есть свои глубинные корни в Европе, в христианском Средневековье, и в конечном счете в греческой философии, "и к ним добавляется связующее звено, которое я так долго не замечал, и теперь оно найдено, и это - алхимия".[2]Ни Нойманн, ни Юнг не признали бы, что в аналитической психологии, какой она тогда являлась, присутствовало что-либо еврейское, - этот факт беспокоил Нойманна, который считал Юнга своим духовным учителем, но кто бы посмел упрекнуть Юнга в том, что он "испытал недостаток в знании и понимании Иудаизма"[3].

Тем не менее, позднее Юнг был более чем рад признать еврейские мистические истоки его собственной работы[4], но тогда в 1930-ых он стремился отделить аналитическую психологию от "еврейской" психологии Фрейда и Адлера, и вряд ли признал бы любые еврейские источники своих собственных взглядов. Здесь есть определенная ирония, потому что Юнг в письме Нойманну не мог понять, или упомянуть (хотя он позже открыто признал бы это), что алхимия, - "связующее звено" аналитической психологии, была сама по себе насыщена еврейскими мистическими символами и идеями.

В этой главе я рассуждаю об исторической связи алхимии и каббалы. Я представлю свидетельства гипотезы о том, что духовные/психологические аспекты алхимии в основном исходят из каббалы, тем самым подготовив основу для столь глубокой связи Юнга с каббалистическим учением, нежели его знание каббалистических текстов могло бы обеспечить. В действительности здесь и в более поздних главах я буду доказывать, что есть серьезное основание полагать, что в извлечении "психологического золота", сокрытого в алхимических трактатах и процессах, Юнг, на самом-то деле, воссоздавал каббалистические идеи, которые были унаследованы самими алхимиками.