В двенадцать лет у меня впервые открылась магия. От колоссального адреналина, стресса и страха яркая салатовая вспышка вырвалась у меня из груди и сотрясла весь особняк рода Ксавье, а отец на радостях напился до поросячьего визга. До этого всплеска он сомневался, что я действительно его сын, потому что магия во мне проснулась слишком поздно. Именно в тот день лишь чудо спасло мне жизнь, и кривой кинжал Ксавье-старшего оставил длинный уродливый росчерк напротив моего сердца, а не вырезал его целиком.

Я помню тот день так же отчетливо, как сегодняшний. Пожалуй, именно в двенадцать лет я так сильно полюбил дождь. Вода быстро стирает любые следы магии, а туманная взвесь из мельчайших частичек влаги не даёт рассмотреть ничего дальше пары десятков шагов. Мне повезло убежать из дома. Действительно повезло. Я помню трель входных чар и горделивые интонации отца, когда он сообщил другу, что ему «это наконец-то удалось!» Помню скрип половиц в кабинете и брошенное вскользь: «Всего-то и требовалось — найти подходящий стимул. Уверен, совсем скоро я воспитаю из сына одного из сильнейших магов Лорнака!» В первую секунду меня затопила радость. Впервые Ксавье-старший назвал меня «сыном» при посторонних, но в следующую секунду волосы на теле встали дыбом, когда я понял, что он имел в виду под словом «стимул». В подсмотренную щель я увидел, как отец стал приматывать металлические шарики к концу хлыста. Он решил, что именно боль и страх заставили раскрыть мой потенциал, а значит, если их увеличить, увеличится и магический резерв.

Я бежал из особняка под дождём в одной тонкой сорочке и штанах. Без еды, без синнита в кармане, без единой здравой мысли в голове. Да и слово «бежал» здесь будет не самым правильным. После пережитого я скорее волочился, придерживаясь за стены соседних домов, и постоянно оглядываясь назад. К счастью, стена дождя и серый туман помогли мне спастись от погони в виде разъярённого отца.

Первые три месяца жизни на улице давались тяжело, а потом меня нашёл Одноглазый. Ну как нашёл… Я пытался стащить у него лепёшку хлеба, когда он играл в преферанс со своими ребятами в таверне.

— Семь пик, — одновременно с тем, как схватить меня за шиворот, произнёс высокий мужчина в странной треугольной шляпе с загнутыми полями и коричневой повязкой на лице, и обернулся ко мне. — Ну, мальчик, что скажешь в оправдание за воровство?

— Семи у вас точно нет, максимум четыре, — ответил я, прищурившись.

— Информация бывает опасной, — посмеиваясь, сказал мужчина. — Тогда правда за правду. Вор из тебя никудышный, но ты мне нравишься.

Так и начались наши странные взаимоотношения с Одноглазым. Он брал меня на всевозможные карточные игры, требовал говорить, кто врёт, а кто нет, а чуть позже стал водить на подпольные бои без правил наподобие тех, которые проводились в «Старом лосе». Оскар, так звали шефа преступного мира среди своих, был строг, но справедлив. За неправильные или неточные прогнозы мне порой доставались тяжёлые затрещины, но если благодаря моим умениям Одноглазый выигрывал большую сумму, то и в мой карман перепадало несколько фэрнов. Чем взрослее я становился, тем чаще требовались мои услуги. Уже через год Оскар брал меня на встречи с другими преступными шайками. Я должен был всё время молчать и подавать особый знак, если считаю, что шефа обманывают.

Благодаря только что проснувшейся магии мы частично корректировали мою внешность. Оскар, как оказалось, и сам был магом, правда, с очень скудным резервом. Но основам использования внутренних ресурсов он меня научил вполне сносно.

Поначалу в банде Одноглазого ко мне относились с подозрением. Задирали, смеялись, не верили, что я могу быть чем-то полезен. Но из-за того, что я максимально точно мог сказать, когда не стоит идти с докладом к шефу, а когда он в хорошем расположении духа и «переварит» даже самые неприятные новости, постепенно меня начали уважать и ценить.

Чем старше я становился, тем чётче понимал, что Оскар меня вряд ли когда-либо отпустит. И даже не потому, что я был для него фениксом, что несёт золотые яйца, а потому что за время нашего общения я слишком хорошо узнал самого шефа преступного мира. Постепенно до меня стал доходить смысл фразы «Информация бывает опасной», и это нравилось мне всё меньше и меньше. Рано или поздно я собирался уйти из банды Одноглазого, но чем больше думал об этом, тем сильнее понимал, что просто так меня не отпустят.

В таком странном режиме пролетело три года и три месяца. А затем одним туманным утром Оскар пришёл в мою комнату — на тот момент я уже мог позволить себе снимать комнату в рыбацком квартале — и неожиданно сообщил, что готов меня отпустить взамен на одну услугу. Последнюю услугу.

— Но почему вы думаете, что я хочу уйти? — искренне изумился я. На тот момент мне казалось, что я первоклассно владею своими эмоциями. Как оказалось — нет.

— Перестань, Кай. — Оскар потрепал меня по голове и сел на единственный стул в комнате. — На той неделе ты специально мне соврал насчёт тех рыбаков. Ты прекрасно понял, что помимо рыбы они выудили с морского дна что-то ценное, но не захотели делиться ценной добычей.

Я дёрнулся, ожидая удара, но его не последовало.

— Так если вы сами всё поняли, то зачем вам я? — пробормотал, вспоминая рыбаков.

Тощие бедняки, наткнувшиеся на обломки затонувшего корабля. Да-да, именно корабля, потому что сложно получить царапины от рифов в таких местах. А ещё несколько необычных для Лорнака монет, что просвечивали через ткань кошеля и рукоять покрывшегося водорослями кинжала в голенище сапога самого старшего из мужчин. За один миг я сразу понял, что рыбаки выловили нечто большее, чем просто косяк угрей, но предпочёл «не заметить» ложь на худых лицах. В конце концов, Оскар действительно требовал слишком большую долю для себя, складируя все монеты в банке на выдуманное имя аристократа, а этим людям деньги требовались прямо сейчас, чтобы прокормить свои семьи. Кого-то из них я даже знал лично.

— Я не понял, что врали они, но понял, что солгал ты, Кай. Последнее время ты внезапно стал лгать мне слишком много, может, возомнив, что благодаря твоим уникальным способностям тебе ничего не грозит. У тебя фантастический дар распознавать ложь, но врать самостоятельно ты так и не научился.

Я сглотнул вмиг ставшую слишком вязкой слюну. Формально магически я был сильнее Оскара, вот только мог зажечь тот же пульсар с большим трудом и лишь спустя пару минут тщательной подготовки. Сейчас в комнате сидел пятнадцатилетний подросток и крупный взрослый мужчина, способный свернуть шею голыми руками.

— Я долго размышлял об этом, — как ни в чём не бывало продолжил Одноглазый, — и пришёл к выводу, что ты это сделал специально. Ты хочешь уйти от меня и пытаешь показать, что твои способности мне не так уж и нужны. Это так?

Мужчина с повязкой на лице внимательно посмотрел на меня. Мгновение — и я почувствовал, что он вот-вот начнёт сердиться. Надо было срочно что-то отвечать. Срочно придумывать правдоподобную ложь… или сказать правду.

— Да, это так, — севшим от волнения голосом глухо ответил. — Я хочу уйти из вашей банды. Я попал сюда, когда мне было всего лишь двенадцать, и я не умел управлять своей магией. Сейчас понимаю, что могу заработать честным трудом, к тому же мне вот-вот исполнится шестнадцать, и на работу даже не требуется согласие родителя.