– Я правильно понимаю, – сказал Арсен, – что мне предстоит сыграть роль разбойника, который неожиданно врывается в тихий домик пастора и на глазах у родителей насилует их бедную дочь?

– Н-ну, не совсем, – сказала Шаша. – Мы надеемся, что этот разговор вернет Дидима к жизни, скажем так. Никакого насилия, разумеется. Любой экспромт должен быть тщательно подготовленным.

Когда мы вошли, Дидим лежал на диване, опершись локтем о шкатулку, в которой хранились прощальные письма. Может быть, незадолго до нашего появления он перечитывал их, а может, хотел сжечь. Выглядел он неважно. Рядом с диваном стояла полупустая литровая бутылка виски «Choice Old Cameron Brig». Стакана поблизости видно не было – значит, пил из горлышка.

– Привет, – сказала Шаша. – К тебе гости. Не возражаешь?

Дидим сел, спустив ноги на пол, и я вдруг понял, что ни разу не видел его босиком.

Он вообще никогда не позволял себе расхристанности, распахнутых на груди рубашек, босых ног и прочих случаев gypsy style, касавшихся напитков, сигарет, автомобилей и т. п. Некоторая небрежность в одежде была всегда тщательно продуманной и элегантной. А тут – босые ноги, футболка с рожей…

Пьяным он не казался, но взгляд его был странным – слишком неподвижным.

– Слышать-то он нас, может, и слышит… Но слушает ли? – проворчал я.

Шаша взглядом указала нам на кресла, поставила перед каждым по стакану. Арсен было встрепенулся – возможно, хотел напомнить, что он за рулем, – но Шаша взглядом заставила его молчать. Налила виски мне, Арсену и Дидиму.

– Будем считать, – сказала она, – что мы оказались в одиннадцатой песни «Одиссеи», где говорится о сошествии Одиссея в царство Аида. Ему нужен слепой прорицатель Тиресий, который откроет, как долго Посейдон будет преследовать и мучить главного героя. Одиссей выкапывает яму у врат Аида, выливает в нее мед, вино и кровь черного барана и черной овцы. В баране примерно пять литров крови, значит, в распоряжении Одиссея – десятилитровое ведро с кровью. На этот манкий запах из Аида поднимаются души гематоголиков, среди них – душа Тиресия, который рассказывает герою историю его дальнейшей жизни. После этого появляются другие души: тень Антиклеи, матери Одиссея, тени Агамемнона, Ахилла, Аякса и далее по тексту. Вот этим мы и займемся – вызовем тени, которые нельзя обнять, но можно выслушать. – Повернулась к Дидиму. – Ты ж не против? Ты же не хочешь, чтобы выступающий от имени теней господин Жуковский солгал, написав, что Агамемнон убил Клитемнестру, а Аякс простил и обнял Одиссея?

Лицо Дидима осталось невозмутимым, стакан с виски он взял недрогнувшей рукой.

– Вот в чем разница между мной и вами, Шаша, – проговорил Арсен. – Мне интересно узнавать новое, а для вас оно – давным-давно старое. И кстати, я в этой истории кто – Одиссей или Тиресий?

– Вы, надеюсь, останетесь Жуковским, – сказала Шаша. – Начните, скажем, с деда – Виссариона…

– Родился, женился – это известно, а вот… к большевикам примкнул в шестнадцатом, вел партийную работу в Париже, где учился на медицинском факультете в Сорбонне, после февраля семнадцатого вернулся в Россию. Был в числе первых сотрудников ЧК. Воевал: Украина, Сибирь, но прославился – в Крыму, где непосредственно участвовал в расстрелах «инородных тел», как он их называл. Разные источники сообщают, что Шкуратов поссорился с родителями на идейной почве и повесил собственного отца, а рядом – свою мать. Хотя, возможно, это миф: документальных свидетельств не обнаружено, а источники – это главным образом воспоминания, записанные много лет спустя. В неопубликованных мемуарах чекиста Якова Любимова, предоставленных мне его семьей, рассказывается, что уже тогда, в самом начале двадцатых, за Виссарионом закрепилось прозвище Франт: чтобы не забрызгаться чужой кровью, Шкуратов на расстрелы надевал кожаный фартук. Принимал участие в пытках заключенных – тут пригодилось его медицинское образование. Тем же самым он занимался позднее в Ярославле и Москве, вплоть до начала тридцатых. Женат был на дворянке Маргарите Светловой, революционерке с дооктябрьским стажем. В конце семнадцатого – начале восемнадцатого она возглавляла пограничную службу в Брянской губернии, где прославилась расстрелами, грабежами и, как сообщают источники, небывалой даже по меркам того времени половой распущенностью…

Он сделал паузу, но Дидим смотрел невидящими глазами перед собой, только поджимал и разжимал пальцы босых ног.

– В восемнадцатом Марго вышла замуж за легендарного комдива Орлицкого, который, однако, вскоре погиб при невыясненных обстоятельствах. В двадцатом стала женой Виссариона Шкуратова и переехала в Москву. Жили они сначала в Трехсвятительском переулке, затем в Лаврушинском, в начале тридцатых поселились на Смоленской площади, где Светлова-Шкуратова и прожила до самой кончины, работая, как сказано в справке, в системе партийного просвещения… – Арсен перевел дыхание. – Тут я должен сделать маленькое отступление. Когда мы объявили охоту на Шкуратовых, ко мне обратился старик, бывший следователь милиции. Назовем его N. В середине семидесятых он вел уголовное дело о женщине, которую сбила машина, серьезно ее покалечив. Дело казалось довольно заурядным и не очень сложным. Показания свидетелей помогли установить марку автомобиля и часть госномера. Этого оказалось достаточно, чтобы выйти на подозреваемого.

Успех сулил засидевшемуся в капитанах N. продвижение по карьерной лестнице. Но внезапно дело у него изымают, а самого следователя приглашают в КГБ. Ему приказывают забыть об этом деле, а если заупрямится – его отправят участковым в Среднюю Азию, где до конца жизни ему придется «искать у змеи жопу». Это выражение старик вспоминал с дрожью в голосе. В общем, дело закрыли. Позднее через друзей N. узнал, что прекращения дела потребовал сын пострадавшей, человек со связями.

Старик сохранил тетради, в которых вел записи по делу. Оказалось, что пострадавшей была Марго Светлова, старая большевичка, мать Бориса Шкуратова и бабушка Дидима. В наезде на нее подозревалась Юлия Минакова, выступавшая в цирке под псевдонимом Джульетта Минелли. Таким образом она хотела отомстить за родителей, которые по доносу Марго в середине пятидесятых были арестованы госбезопасностью и в один день умерли в тюрьме от «острой сердечной недостаточности», как тогда писали, если арестованные были убиты. Марго была профессиональной провокаторшей – собирала у себя по пятницам интеллигентов-вольнодумцев, а потом сдавала их в КГБ. Диссиденты так и не поняли, какую роль в их судьбе играла Марго, и никто ее не подозревал: ведь ее муж попал под каток Большого террора, а она с малолетним сыном была сослана в Сибирь…

– Кажется, вы всё разузнали и рассказали, – сказал я. – О каких же белых пятнах вы говорили, Арсен?

– Слишком много косвенных свидетельств, которые пока не подтверждаются документами. И