Дженис уже выбралась из-под стола и собиралась подметать осколки. Когда вошел Маллони, она оглянулась:

— Ну что, шериф Пауэл справился?

Питер заметил, что она держится от него подальше. Так сторониться мужчин неестественно для красивой женщины — подсказывал Питеру опыт общения с противоположным полом. Вот только, к сожалению, он не знал, как бороться с холодной неприступностью старой девы.

— В данный момент шериф тащит их в тюрьму. Вам небезопасно жить здесь одной, когда по улицам свободно разгуливают подобные типы.

Питер вожделенно предвкушал рагу, которое остывало на столе, но еще более вожделенно он предвкушал женщину, которая склонилась над осколками стекла в соседней комнате.

— В субботние вечера я не захожу в эту комнату, — рассеянно отозвалась она, заметая на совок стекла. — Обычно меня не трогают. Наверное, Бобби Фэарвезер хватил лишку и снова повздорил с женой. Когда Эллен начинает ругать его за пьянки, он считает виноватой меня: мол, я настраиваю ее против него.

К этому времени Питер уже наслушался городских сплетен и знал о Бобби и его беременной жене. Взяв совок из рук Дженис, он высыпал стекла в мусорное ведро и, слушая, как она моет руки в тазике, вспоминал свои ощущения, когда несколько кратких мгновений эта женщина лежала под ним. Ему срочно нужна была женщина, но он серьезно подозревал, что городские сплетницы тут же доложат учительнице о его визитах к какой-нибудь местной шлюшке.

Питер решил, что сегодня ночью тюрьма будет забита и шериф не очень соскучится, если строитель школы останется на ночь здесь. Но это свое соображение он не рискнул высказать вслух. Они снова сели за стол, делая вид, что ничего не произошло. Но воздух в комнате, казалось, накалился от напряжения. Дженис моргала каждый раз, когда он смотрел ей в глаза, и чуть не выронила салатницу, когда, одновременно потянувшись за ней, оба соприкоснулись руками. Хозяйка то и дело исподтишка бросала на него взгляды, думая, что Питер не видит их. Убирая после ужина посуду, Дженис еле сдерживала чуть заметную дрожь в руках.

Питеру не хотелось смущать учительницу. Очевидно, она просто не привыкла к мужчине в доме. Как же дать понять, что он не обидит ее? Впрочем, Питер и сам не был уверен в этом. Маллони слишком сильно хотел ее.

Когда они мыли посуду, раздался громкий стук в дверь. Дженис торопливо пошла открывать, на ходу вытирая руки об полотенце. Увидев шерифа, она облегченно вздохнула. Пауэл снял шляпу.

— Входите, шериф! Как вы здорово разделались с этими хулиганами! А мистер Маллони решил, что на нас напали.

Она отступила, давая Пауэлу пройти, но он остался на пороге.

— Джэсон открутил бы мне башку, случись с вами что-нибудь, мисс Харрисон. Я только зашел посмотреть, все ли у вас в порядке. Утром я пришлю кого-нибудь, чтобы вставили новое стекло. — Он посмотрел на Маллони, который стоял, привалившись к косяку и скрестив на груди руки. — Вам сегодня придется ночевать на открытом воздухе, Маллони. Тюрьма переполнена.

— Я так и думал, — кивнул Питер. — Не возражаете, если я лягу поблизости от дома мисс Харрисон? Похоже, здесь небезопасно оставаться одной.

Шериф нахмурился:

— Все эти годы ей ничто не грозило. Думаю, что и сейчас нет повода для страхов. Хардингу не понравится, если вы заведете шашни с учительницей.

Дженис сердито подняла брови: они разговаривали так, будто ее здесь не было!

— Хочу вам напомнить, джентльмены, что я стою здесь и все слышу. Я взрослая женщина и сама могу сказать мистеру Маллони, хочу я или нет, чтобы он ночевал в моем дворе. Так что, шериф, идите и занимайтесь своими делами, а за меня не беспокойтесь. — Взглянув на Маллони, она постаралась унять дрожь: ей почудился хищный блеск в его глазах. — А вы, мистер Маллони, если хотите, можете раскатать свою походную постель в сарае. Кажется, будет дождь.

Мужчины переглянулись, и Дженис мысленно выругалась: точно великовозрастные мальчишки перед дракой! Она решительно начала закрывать дверь перед носом у шерифа, не давая ему больше сказать ни слова.

— Спокойной ночи, мистер Пауэл, увидимся утром, а вы можете идти, мистер Маллони. Обед окончен.

Он выпрямился, но с места не двинулся, возвышаясь над ней на целую голову. У Дженис не было желания подходить к нему ближе.

— А что, Хардинг всегда так печется о своих учителях, что даже поручает шерифу присматривать за ними? Или это только вы пробуждаете в банкире его лучшие инстинкты?

Дженис очень не понравился намек, прозвучавший в вопросе, и, не удостаивая его ответом, она указала на дверь:

— Спокойной ночи, мистер Маллони.

Он как-то загадочно посмотрел на нее, повернулся и вышел.

В эту ночь Дженис, зная, что он рядом, почти не спала. В доме было душно и влажно — ни ветерка. Дженис лежала в длинной ночной рубашке, застыв на узкой кровати в неудобной и напряженной позе. Сарай находился в нескольких ярдах, и ей представлялось, что Маллони сидит сейчас во дворе, курит сигару и смотрит в ее окна. Она не понимала, почему, но эта картина никак не шла у нее из головы.

Когда первые тяжелые капли дождя ударили по жестяной крыше, Дженис почувствовала укор совести. Ее сарай протекал. Надо было посоветовать Питеру поискать более подходящее место для ночлега.

Дождь лил все сильнее, и вскоре Дженис услышала шаги на заднем крыльце: Маллони двигает оловянным ведром и шваброй в поисках сухого уголка. Надо бы выйти и предложить ему лечь на кухне, но она ни за что не сделает этого. Все эти годы Дженис ревностно оберегала свою репутацию и не позволит Питеру Маллони из-за дождя подпортить ее«за одну ночь.

К утру она со страхом поняла, что ее решимость во что бы то ни стало спасти свою репутацию не так и сильна, как ей хотелось бы. Всю ночь Дженис не могла заснуть. Не сказать чтобы ее мучила совесть, нет. Пожив в домах Маллони, в которых зимой низкие окна заносило сугробами снега, а летом и осенью стены зарастали плесенью, Дженис не испытывала к нему ни капли жалости. Просто ей было очень жарко в ночной рубашке, снять которую она почему-то не решалась.

Одеваясь, она слышала, как Питер взял ведро и пошел на колонку, а потом плескался в холодной воде. Можно было бы предложить теплой воды для умывания, но тогда стало бы ясно, что Дженис за ним следила, а этого ей не хотелось. То, что он стоит на ее крыльце, возможно, полуголый, и бреется, почему-то казалось Дженис слишком интимным. Она решила, что лучше не вмешиваться.

Маллони внес на кухню дрова и склонился над поленницей, слегка задев ее юбки. Не поднимая глаз, она выдавила «доброе утро». Взгляд Дженис невольно упал на его мускулистые плечи, обтянутые темной рубашкой, и она поспешно отвела глаза.

— Испекутся ли когда-нибудь эти оладьи? — задала она довольно глупый вопрос, потому что оладьи были уже готовы.

— Я готов пасть ниц и молить Бога о том, чтобы они поскорей испеклись. Могу я чем-то помочь?