…Да, кстати, а Мерлин в Стонхендже все-таки побывал. Он самый, великий маг и друид.

Месяц миновал с тех пор, как к Тилезину вернулся щит отца его, чужого бога. И через месяц в Висячих Камнях объявилась королева Боадицея, вдова убитого Гельвецея, а ныне вновь супруга — короля саксов Хенгиста. Как будто и не чувствовала она горя по Гельвецею.

— Саксы — сами то еще горе, — проворчал король Тинтагеля Аркурас, отныне вечный гость Висячих Камней. Но никто не засмеялся над его замечанием. Уж больно мрачными всем показались саксы. Словно и не с миром прибыли, а воевать.

А ведь богаты — видно сразу: их одежды украшены золотом. Много, много прибыло их в гости с королевой Боадицеей, сестрицей родной короля Висячих Камней Уртрерта.

На короле саксов Хенгисте черный плащ и золото, много золота. В ушах — серьги, звенящие и ослепляющие взгляд.

— Вот это да, Боадицея, — прошептал король Висячих Камней Уртрерт. Прошептал недоверчиво. Да может ли это быть его сестра? Тщеславие живет непобедимо под защитой горя и власти. Она стала старше, жестче, она изменилась.

Нет в Боадицее женщины, только лишь властительница.

— С тобою все хорошо, Тилезин? — спросила вдруг королева Боадицея. — Никак ты был ранен?

— Это все равно мне, госпожа Боадицея, — слукавил Тилезин и глянул на свои запыленные сапоги. И все тотчас же подумали об одном и том же. Ведь это он Гельвецея…

— Посмотрим, будет ли тебе все так же все равно в конце, — зловеще усмехнулась королева Боадицея.

Она еще опаснее, чем он думал. Боадицея показала всем своего сына. Его внесли саксы на огромном щите, как жертвенный дар, а Боадицея даже не шелохнулась, и в ее взгляде не было ни материнского счастья, ни женской улыбки. Гельвецей-младший…

Тилезин попытался разглядеть лицо ребенка, но тот был упрятан в золотые одеяния и меха. Король саксов Хенгист подхватил мальчика, но тот вяло обвис в его руках. Ребенок, которого почти и нет, одна лишь выжатая оболочка…

И Тилезин в тот момент еще не ведал, что убьет Гельвецея-младшего. Через два дня, когда придет она. Погибель Висячих Камней.

Мир друидов был необычен, и даже к пятому веку нашей эры сохранялись еще островки древней мудрости, избежавшие жестокого уничтожения в эпоху Римской империи. В ирландских сказаниях сохранилась легенда о том, что разрушенная римскими легионерами в 61 году школа друидов на Моне была возрождена вновь и что другая школа процветала на Инис Энлли. Точно так же сохранились друиды на Инис Аваллах или Авалоне (современное Гластонбэри).

Обучение в школе друидов продолжалось обычно двадцать лет. Любой друид должен был познать азы философии и метафизики и попробовать свои силы на поприще барда и пророка, астронома и искусного целителя, учителя и судьи, а также в роли королевского советника. Большинство учеников друидов предпочитали заниматься чем-то одним из этого пространного списка, достигая вполне высоких, а иногда просто граничащих с чудом результатов. Так, к примеру, археологами было установлено, что кельтские друиды-целители могли вполне успешно проводить трепанацию черепа — и это без какой-либо аппаратной медицины, имеющейся в наличии у современных врачей-хирургов! Тот, кто выдерживал сдачу «экзамена» в друиды, причислялся к кельтской элите.

Безумно популярными друиды стали в XVII–XVIII столетиях, как раз в эпоху подъема интереса к Стонхенджу. Трудами ученых того времени друиды преобразились в неких кудесников, почти ничем не отличимых от ветхозаветных пророков. В 1659 году Обри писал о друидах и их храмах, таких как Стонхендж, в своем очерке Уилтшира следующее:

«Некоторые из этих храмов я потребовал бы восстановить, такие как Эйвбери, Стонхендж и им подобные».

Как справедливо замечает Стюарт Пигок, это «потребовал» в устах Обри звучит «как претензия на трон». Для него Стонхендж становится храмом друидов под открытым небом, религиозным и обрядовым центром. Сам же Стюарт Пигок пишет:

«По-видимому, он обсуждал свои идеи с Эдвардом Луидом из Эшмолина, который счел соображения Обри… заслуживающими опубликования. Луид и сам писал о таких памятниках: „Я представляю себе, что они могли быть местами принесения жертв и совершения иных религиозных обрядов во времена язычества, поскольку друиды были нашими древними языческими жрецами“».

А потом появился еще один адепт друидов и Стонхенджа — Уильям Стакли. Именно он «своими бурными и безрассудными теориями» ввел друидов в Стонхендж и вернул им почетное звание «кельтской элиты».

И эту элиту действительно неудержимо тянуло в Стонхендж…

Потому что он и в самом деле был древним храмом под открытым небом. Собственно говоря, это и неудивительно, так как над камнями Стонхенджа и сейчас существует энергетический купол, который был намолен в течение многих тысячелетий[18]. Некоторые люди даже видят над камнями Стонхенджа фантомы древнего храма с полусферной купольной частью.

Ведь что такое Стонхендж? Это круг, цикл. А круг, вне всякого сомнения, был первой геометрической формой, воспринятой человеком: в виде солнца, луны, женской груди, зрачка глаза, а также в виде расходящихся кругами по воде волн. Это древнейший из символов — ограниченное в безграничном и конечное в бесконечном, это образ вне сравнений и в то же время многовариантный. Стонхендж — это круг, это колесо жизни, космических процессов существования, планет и звезд. А следовательно, Стонхендж — это огромная каменная мандала. Согласно мифологическим представлениям, мандала является «олицетворением Вселенной, священным местом, где соединяются космические силы. Человек, мысленно „входящий“ в мандалу и „продвигающийся“ к ее центру, как бы подвергается космическим процессам дезинтеграции и реинтеграции»[19]. Вот чем является каменный символ Стонхендж. Единство ритуала, знания и красоты — вот основная черта мандалы.

Тамара Джанайты в своей работе, посвященной мандалам мира, писала о Стонхендже:

«Время от времени появляются монументы, подобные Стонхенджу, выражающие на своем уровне цикличность противоположных ритмов, объединяющие в единое целое пространственно-временные отношения как нераздельное культурное единство».

Стонхендж, мандала, круг… Многие плоды напоминают круг или, вернее сказать, шар, а следовательно, все это еще и символ роста и созревания: округлившееся чрево будущей матери — это явственное выражение процесса становления Жизни. И значит, круг Стонхенджа — это символ Великой богини-Матери, богини, что была прежде всех остальных богов.