Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Оценка эффективности средств помех для защиты отечественных авиационных средств проводилась НИИЦ-21 Министерства обороны (Воронеж) в конце 1980-х годов. Отмечалось, что методы натурных испытаний и моделирования свидетельствуют о том, что созданные институтом средства помех обеспечивают снижение боевых потерь авиации в восемь — десять раз. Позднее, уже когда Плешаков стал министром, в ЦНИРТИ были созданы вертолетные комплексы групповой защиты «Бизон» и «Просека».
Важно отметить, что создание средств авиационных станций помех стало основой и для станций помех корабельных. Эта тематика развивалась в НИИ-10 Минсудпрома и в ТНИИСе. Опыт создания авиационных станций РЭБ был использован в ЦНИРТИ при проведении работ по защите надводных кораблей, экранопланов, беспилотных летательных аппаратов, крылатых морских ракет — ОКР «Василек» (главный конструктор А. П. Белявский) и «Янтарь» (конструкторы А. В. Покатилов, В. П. Солдатов).
В связи с появлением на вооружении новых систем радиоэлектронной разведки и помех здесь уместно привести свидетельства другого Петра Степановича — не министра Плешакова, а генерала армии Дейнекина, который с 1991 по 1998 год был главнокомандующим Военно-воздушными силами. Вот какими воспоминаниями из своей авиационной жизни поделился с авторами главком:
«К глубокому сожалению, мне лично не приходилось встречаться с Петром Степановичем Плешаковым. Когда он возглавил Министерство радиопромышленности, я был командиром авиационного полка дальней авиации, и дистанция между нами в табели о рангах была слишком велика для очного знакомства. Вместе с тем имя Плешакова было нам хорошо известно. Еще бы! Ведь под его руководством были созданы и приняты на вооружение первые отечественные станции радиотехнической разведки, аппаратура оповещения экипажа об облучении (а значит, атаке) с задней полусферы. Мы пускали первые отечественные авиационные ракеты его конструкции с системами самонаведения на излучающие радиолокационные цели. Разумеется, ему принадлежат выдающиеся достижения не только в военной авиации, но и в ПВО, и в Военно-морском флоте, и в космосе. Так что глубокое профессиональное уважение к Плешакову дает мне моральное право поделиться воспоминаниями о некоторых событиях тех лет.
Кроме того, уже в должности Главкома ВВС мне по занимаемой должности было положено решать вопросы управления воздушным движением во взаимодействии с директором Института аэронавигации, доктором технических наук Т. Г. Анодиной. Татьяна Григорьевна является одной из тех прекрасных русских женщин, в которых удачно сочетаются государственный ум, высокий интеллект, твердый характер и внешность кинозвезды. Читателю наверняка известно, что при этом она была достойной супругой министра Плешакова. Но это было вступление, а теперь по делу.
Мое поколение пришло в авиацию в те годы холодной войны, когда противостояние между двумя сверхдержавами (СССР и США) достигло своего апогея. Мои боевые друзья и товарищи летали на радиотехническую разведку вдоль госграницы СССР, ходили к берегам Альбиона и “дяди Сэма”, выполняли спецзадания по поиску авианосцев США в Атлантике и на Тихом океане. А когда в начале восьмидесятых Пентагон начал развертывать в Европе крылатые ракеты наземного базирования, мы в ответ начали дежурить в воздухе у берегов Америки. Вот так мы исполняли свой воинский долг по охране мирного труда советского народа.
А первое знакомство с изделиями советского радиопрома у меня состоялось в 1960 году, когда после поршневых машин я начал летать на реактивных бомбардировщиках Ту-16. Уже в те годы каждый самолет-носитель дальней авиации имел индивидуальные средства радиопротиводействия, а в каждом авиационном полку была штатная “помеховая” эскадрилья. Двумя комплексами (четверками) групповых (активных и пассивных) помех она прикрывала ударные эскадрильи, а в составе ее летных экипажей появились новые авиационные специалисты — это были так называемые “офицеры разведки и помех”. Для них в бомболюках самолета Ту-16П между двумя ревущими двигателями была установлена специальная, жаркая и тесная гермокабина с катапультным креслом, высотным и кислородным оборудованием. В ней-то эти отчаянные ребята и работали в полете с непростой радиоаппаратурой “от Плешакова”.
Большое внимание радиоэлектронной войне уделялось и во время учебы слушателей в академиях — ВВС им. Ю. А. Гагарина и Генерального штаба им. К. Е. Ворошилова. После окончания первой я командовал эскадрильей, в которой имелись дальнобойные крылатые ракеты Плешакова с пассивными головками самонаведения, а в январе 1973 года меня назначили командиром Гвардейского Краснознаменного Сталинградско-Катовицкого авиационного радиополка. На его вооружении находились самолеты Ту-16П с новейшими средствами активных и пассивных радиопомех. А специальным назначением этого авиаполка являлась борьба с радиоэлектронными средствами противника и прикрытие боевых порядков ударных (бомбардировочных и ракетоносных) полков дальней авиации. В полку был даже штатный заместитель командира полка по РЭБ, и наши экипажи, кроме постоянных учений крупного масштаба, принимали активное участие и в испытаниях новой радиоэлектронной техники.
Не смею утруждать читателя перечислением всех станций помех, которыми мы занимались. Тут были не только “Резеда”, “Букет”, “Кактус” и “Сирень”, но и многие другие. Кстати, места для размещения могучих блоков с аппаратурой разведки и помех на воздушных кораблях дальней авиации всегда хватало.
Должность командира радиополка была престижной, стоял он в обильной и сытой Полтаве, и с людьми установились уважительные отношения, однако вскоре меня переназначили на должность командира другого полка. Он перевооружался на новую авиационную технику — сверхзвуковые самолеты Ту-22М2 (по терминологии НАТО “Бэкфайер”). Затем в моей военной судьбе встретился новый турбовинтовой стратегический корабль Ту-95МС, а за ним последовал сверхзвуковой Ту-160. На этих грозных ракетоносцах все радиоэлектронное оборудование было интегрировано в бортовые комплексы обороны, которыми в полете управлял один из двух штурманов.
К концу восьмидесятых современные средства радиоэлектронной борьбы находились на вооружении всех видов Вооруженных сил СССР, и в этом была немалая заслуга П. С. Плешакова. К сожалению, их дальнейшее развитие было заторможено с развалом Советского Союза. Откуда-то нам определили, какие войска нам разрешается иметь на территории постсоветского пространства, а какие нет. Реформирование Российской армии за два последних десятилетия сводилось в основном к сокращению ее численности, боевая подготовка значительно ухудшилась в результате недофинансирования, и Военно-воздушным силам было не до радиоэлектронной борьбы. Вместе с тем за последние годы отношение к армии и обороне страны изменилось к лучшему. Правительство выделяет военной промышленности громадные средства, однако для коренного перелома в “войне умов” нам нужны новые Плешаковы. Для того чтобы они появились в стране, необходимо время.
Уверен, что этот день не за горами, но