Сатакэ знал, что понять его по-настоящему, соблазнить и увлечь — в рай или в ад — могла только одна женщина, та, которую он убил. Вот почему лишь во снах, когда они были вместе, он находил то, что искал, достигал необходимой глубины и интенсивности чувств. Но ему хватало и этого. По-настоящему Сатакэ жил только во сне, а потому не было сутенера более внимательного и заботливого. Лицо убитой женщины, лицо, которое он увидел лишь в день их встречи, хранилось теперь в потайном уголке памяти. Такая жизнь ожесточила Сатакэ. И хотя у него не было ни малейшего желания снимать покровы с того, что стало его личным, персональным адом, эти покровы сорвало в тот момент, когда Анна произнесла несколько слов.

Сатакэ торопливо вытер выступивший на лбу пот, надеясь, что Кунимацу ничего не заметил.

Анна уже ожидала его возле салона красоты. Он открыл дверцу и подождал, пока она сядет. Волосы девушки были уложены в стиле семидесятых, и Сатакэ громко рассмеялся.

— Как будто в прошлое вернулся, — сказал он. — Такие прически женщины носили в ту пору, когда я был молодым.

— Это древняя история, — улыбнулась Анна.

— Двадцать с лишним лет назад. Ты тогда еще не родилась.

Он задержал взгляд на ее лице. Иногда Сатакэ казалось удивительным, что столь красивая женщина может быть вдобавок умной и обладать незаурядной выдержкой. В последнее время в ней появилась еще и гордость, рожденная сознанием превосходства, того, что она — номер один, та гордость, которая придает женщине особое очарование недоступности. Сатакэ порой даже чувствовал что-то вроде симпатии к добивавшимся ее благосклонности мужчинам. Отводя «мерседес» от тротуара, он поймал себя на том, что смотрит не на дорогу, а на бедро Анны: плоть ее была мягкой, но и упругой — результат тщательного ухода и постоянной заботы.

— Оставайся такой же красивой, а об остальном я позабочусь.

Он хорошо знал, сколь недолговременна красота, знал, что, когда она постареет, ему придется искать новую Анну. Произнесенные только что слова неким образом констатировали сей факт.

— В таком случае, тебе нужно переспать со мной, — полушутя-полусерьезно ответила Анна.

Сатакэ знал, что многие в клубе, не догадываясь о его прошлом, считают его холодным и бесчувственным.

— Не думаю. Ты слишком ценный товар.

— Я — товар?

— Да. Прекрасная игрушка. Игрушка, о которой можно только мечтать. — Слово «игрушка» почему-то напомнило ему о той, другой женщине, но внимание было слишком занято наблюдением за маневром идущей впереди машины, и мысль ушла. — Очень дорогая игрушка, доступная только очень состоятельным мужчинам.

— Так ведь если я в кого-нибудь влюблюсь, то и достанусь кому-то другому.

— Нет, — твердо сказал Сатакэ, бросая взгляд на эту новую, более уверенную в себе Анну.

— Да.

Она повернулась к нему и накрыла ладонью его лежащую на руле руку. Он тут же вернул ее на место, на мягкое и Упругое бедро. Сатакэ проживал свою жизнь в тайных объятиях мрачных воспоминаний, и единственная женщина, в которой он нуждался, не состояла в числе живых. Главным источником удовольствия стало для него серийное производство хорошеньких игрушек, доступных для тех, кто хотел с ними забавляться. Вот почему он так заботился о двух своих клубах; вот почему ему нужно было поскорее урегулировать возникшую проблему: избавиться от человека по имени Ямамото.

Вечером того же дня, когда Сатакэ собирался выйти из своей квартиры в Западном Синдзюку, позвонил Кунимацу.

— Ямамото здесь, — сообщил управляющий. — Хочет играть, тысяч на двадцать-тридцать. Что с ним делать? Выставить?

— Нет, пусть играет. Я сейчас буду.

Сатакэ надел рубашку без воротника и только что сшитый серый костюм из гладкой блестящей ткани и вышел из дому. Припарковав машину неподалеку от клуба, он заглянул сначала в «Мика». Сидевшая за одним из дальних столов Анна заметила его и помахала рукой. На лице у нее было «рабочее» выражение: сексуальное и при этом совершенно невинное. Остальные девушки тоже выглядели потрясающе. Удовлетворенный увиденным, Сатакэ подозвал Цзё-сан. Она уже шла к нему, улыбаясь, здороваясь с клиентами.

— Спасибо, что нашла время. И за то, что рассказала Кунимацу о том парне.

— Я просто не знала, что он бывает наверху.

— Где ему везет не больше, чем здесь.

Цзё усмехнулась. В бледно-зеленом, скроенном на китайский манер платье она выглядела моложе и вместе с тем более уверенной, чем обычно. Однако, оглядев зал, Сатакэ заметил, что вода в вазах помутнела, а цветы еще ниже склонили головы. Он не стал ничего говорить и сразу же ушел, спеша увидеть привязавшегося к Анне Ямамото.

Поднявшись на третий этаж, Сатакэ остановился у двери. Вывеска с названием клуба была едва заметна — он приказал Кунимацу не подсвечивать ее, чтобы не привлекать внимание полицейских, однако стоило переступить порог, и все становилось ясным: шум, напряженное возбуждение, какое бывает только в казино, сразу же выплеснулись наружу. Сатакэ закрыл за собой дверь и, стараясь оставаться незамеченным, прошел по клубу. На площади в семьдесят квадратных метров ему удалось разместить два маленьких карточных стола, за каждым из которых могло играть по семь человек, и один большой, на четырнадцать мест, за которым игра шла по-крупному.

В данный момент свободных мест не было. За порядком присматривали трое одетых в черное мужчин, а по залу сновали, разнося напитки и закуски, три девушки-официантки.

Один из крупье заметил его и кивнул, не прекращая складывать в столбики лежащие перед ним фишки. Сатакэ кивнул в ответ. Ему был хорошо знаком этот тип вышколенных, ловких, внимательных парней. Такие же работали в подобного рода заведениях и во времена его молодости. В целом обстановка в клубе пришлась ему по вкусу.

Баккара — игра незамысловатая. Клиент играет либо с другим игроком, либо с банком, а крупье имеет пять процентов с выигрыша. Вот и все. Задача крупье — сделать так, чтобы посетители состязались друг с другом, что удается обычно без особого труда.

Как и в блэк-джеке, банкомет и игрок берут по две карты, но в баккара цель в том, чтобы набрать девять очков или подойти к этому числу как можно ближе. Третью карту берут в зависимости от того, сколько очков выпало при раздаче. Если игрок имеет восемь или девять, то он либо побеждает, либо объявляется ничья. В этом случае сдающему брать третью карту запрещено. При семи или восьми очках у игрока сдающий открывает свои карты. Если у него меньше пяти очков, он берет третью.

Секрет популярности баккара в том, что научиться играть можно очень быстро, а правила не отличаются сложностью. По этой причине в заведении всегда полно респектабельного вида молодых бизнесменов и девушек из ближайших офисов, забегающих сюда по дороге с работы домой. Но Сатакэ знал и других клиентов. Хотя атмосфера в «Площадке» отличалась от той, что царит в обычных казино, в лучшую сторону, заведение привлекало самый разный сброд, от вечных неудачников до откровенных мошенников. И все равно он был рад. Ведь все они приходили сюда спускать свои деньги.