– Я привез с собой маленькую клетку для собак и помещу в нее лебедя, если смогу поймать. И вы окажете мне большую услугу, если подержите ее пока.

– Конечно, – ответила она с готовностью, испытывая удовольствие от участия в этом действе. – А что вы имеете в виду под фразой «если я поймаю его»? Я в вас не сомневаюсь. Могу поспорить, что вам приходилось проделывать подобное сотню раз!

Я решил не реагировать на ее слова. Просто видел ожидания толпы, надеющейся исключительно на успешную поимку лебедя, в идеале – с каким-либо драматичным эпизодом. И хотя они, вероятно, стали бы с удовольствием рассказывать где-нибудь в гостях о травме ветеринара при поимке птицы, но все желали мне удачи. Когда я начал приближаться к лебедю, он уставился на меня и сразу же начал агрессивно шипеть, пытаясь запугать объект, представляющий для него угрозу. Это сработало. Я остановился на приличном расстоянии от моего пациента, нервничая из-за того, что он мог броситься на меня. А потом повернулся к ожидавшей толпе и выдавил улыбку, подтверждающую, что все идет по плану.

Я прикинул, чем могу воспользоваться: бросить лебедю на голову полотенце? Это даст мне короткое время, чтобы прыгнуть на него, но если я промахнусь, тогда придется прибегнуть к более агрессивным действиям.

Примерив перчатки, я обнаружил, что они блокируют мое тактильное чувство, важное в первую очередь для того, чтобы ненароком не сдавить птицу. А это было важнее, чем защита руки, которая означала бы фактически «я против лебедя», и вдруг неожиданно почувствовал себя крайне незащищенным. Чтобы успешно обуздать птицу, мне придется положить одну руку поверх ее шеи, а другой обхватить туловище, держа близко к своей груди для блокировки крыльев. Если мне удастся это, тогда в идеале можно ухватить лебедя за лапы той же рукой, что обхватывает его тело. Естественнее всего мне казалось держать его шею левой рукой, а туловище – правой. И это, к счастью, совпадало с теперешним расположением птицы. Но все было хорошо в теории, а на практике, стоя один на один с лебедем, было совершенно непонятно, какое сопротивление он окажет, и получится ли обуздать его. Могло произойти все что угодно. Но вероятность разного рода травм присутствовала при любом раскладе. Я начал осторожно приближаться к птице, максимально медленно, размеренно и незаметно, подбираясь на расстояние прыжка. Но мои действия не остались незамеченными и были встречены еще большим шипением. Тем не менее я подготовил свое нападение, вновь и вновь прокручивая в голове план, чтобы убедиться в его эффективности, и уже примериваясь всем телом. Затылок чувствовал двадцать пар глаз, неотрывно наблюдающих за происходящим. Я сделал глубокий вдох… и прыгнул на лебедя.

Во время этого резкого движения моя рука на секунду поднялась вверх, и на помощь пришла мышечная память выхватывания мяча, которую развили во мне годы игры в регби. И пару секунд спустя, неожиданно не только для себя, но и для лебедя, обнаружил, что надежно удерживаю его. И хотя он пытался оказывать сопротивление, на самом деле был слишком слаб, чтобы представлять для меня серьезную угрозу. Я поднялся на ноги очень неуклюже, боясь выпустить свою ношу, и побрел в ту сторону, где стояла миссис Ловелл с клеткой.

Над толпой прокатился рокот удивления и изумления со сквозившим тихим разочарованием из-за короткого противостояния. Но после того как птица была надежно закрыта в клетке, раздались аплодисменты в мой адрес, и толпа начала редеть: представление окончено. Мистер Ловелл забрал мои полотенце и перчатки, пока я загружал клетку на пассажирское сиденье. А несколько зрителей подошли, чтобы узнать, какая судьба ожидает этого лебедя. Я сказал им, что заберу его в клинику для медицинского осмотра и госпитализации. Там лебедь пробудет до тех пор, пока его состояние не позволит выпустить его на свободу, либо мы отправим птицу на реабилитацию в природный заповедник. Что фактически и произошло. Удовлетворенные ответом, они поддержали меня и пожелали как можно скорее реализовать этот план.

Я забрался в машину, где с пассажирского сиденья раздавалось шипение. Оно звучало как предупреждение о необычном пассажире, чью клетку я теперь вероломно накрыл полотенцем. Провожаемый толпой людей, махавших мне на прощание, я испытал облегчение и удовлетворение от того, что все обошлось.

По дороге в офис я думал о том, что мое первое дежурство в выходные стало неким боевым крещением. А потом, взглянув на часы на приборной панели, понял, что прошла только половина дежурства.